Вашата терпеливо дождался, когда Макс закончит.
— И все-таки нам надо держать ухо востро. Можем такое занести в корабль! Надо учитывать, что наша приспособляемость к незнакомой среде несколько ниже, чем у лунных грибов.
Подошел час земных передач: немного хроники событии, лица близких. Моя мама сказала, покусывая губы:
— Ты надеваешь шерстяное белье? Передавали, что у вас ужасная погода…
И целый поток указаний из Космоцентра.
Вашата сказал, отправляя нас спать:
— Вот начнется переполох, когда они там получат портрет нашей рыбы…
Среди ночи меня разбудил сигнал тревоги. Такого еще у нас не было, даже когда на тридцатом миллионе километров от Земли во время вахты Вашаты корабль врезался в пылевое облако.
В пилотской кабине уже находились командир и Антон. Зингера не было.
Вашата сказал:
— Сработало реле «внезапной опасности» в оранжерее.
Это реле изобрел и установил Макс во всех жилых помещениях. Очень чувствительный прибор, реагирующий на повышение колебаний электрического поля человека.
— Макс! — позвал Вашата. — Что произошло?
На экране видеофона появился виновато-радостный лик Макса. Перебарывая волнение, он прохрипел:
— Да у меня… реле среагировало на повышение поля… Вы не верили… и вот…
— Да что случилось, что у тебя за вид? Макс! Возможно, ты видел дурной сон? Или поле повысили твои растения?
— Нет, дело не в растениях. Я учел их потенциал… — Макс явно тянул, блаженно улыбаясь.
— Да у тебя шоковое состояние, — тихо сказа. Вашата, — я сейчас зайду к тебе.
— Ко мне пока нельзя. Видишь ли, прибор оказался потрясающе чувствительным…
— Кончай свой лепет, Макс, — сказал Антон. — Что у тебя там стряслось?
— Ну я к тому и веду. Да ко мне нельзя, у меня карантин. Имейте это в виду… Дело в том…
— Продолжай, — устало проронил Вашата.
— Я не знаю, каким образом занесли зерно или спору, оно еще только прорастает. По виду что-то вроде кактуса, очень своеобразной формы… Микрокактус марсикус! Звучит?
— Звучит, и очень внушительно, — сказал Вашата.
Макс улыбнулся, совсем как в школе, когда горел нетерпением поделиться своей удачей.
— Антон, Христо, Ив! Я закрыл их в колбах, ну тех, что заметил. Посадил под стекло. Что-то невероятное! Я сейчас покажу. Вот видите! Нет, вам плохо видно. Лучше покажу в увеличенном виде через проектор. — Он повозился немного, и на экране появилось множество колючих шариков, похожих на какой-то вирус, увеличенный в двести тысяч раз.
— Всего десятикратное увеличение… Смотрите, он зацветает! Теперь вы видите цветок, увеличенный в семьсот раз! Невероятная красота!
Феня повторил:
— Красота, красота. Пожалуйте Фенечку…
— На каждом более сотни таких цветов, замечаете, что цветы небесно-голубые! Видимо, были и насекомые, сейчас он самоопыляющийся. Пыльца красная, но нет ни пестика, ни тычинок.
— Макс! — Вашата глотнул слюну пересохшим горлом. — Макс, ты представляешь, что получится у тебя к утру?
— Вполне. Я загерметизировался. Связь только таким путем. Я также заметил, что эти малютки мгновенно прорастают в минимальном присутствии воды.
— Поищи способа задержать прорастание. Ты что, в своей университетской лаборатории? Забыл, где находишься?
— Вашата, милый мой Христо. Я все понимаю, отдаю отчет, но пойми и ты меня! Ведь это настоящая жизнь! Кактусята, по всей вероятности, безвредные, хотя в симбиозе с ними могут жить и вирусы. Ко мне никто ни ногой! С голоду я не умру. Если придется, проживу здесь до дому. Вы как-нибудь перебьетесь на консервах. В складе есть витаминизированные концентраты.
Экран погас. Вашата откинулся в кресле.
Корабль вздрогнул.
Антон сказал:
— Наверное, обвал на море. Там столько камней нависло.
— Работает Большой Гейзер, — сказал я.
— Да, он иногда изрядно потряхивает, — согласился Антон.
Оба мы посмотрели на Христо. Он сидел в той же позе. Показал головой на дверь:
— Отправляйтесь спать. Завтра день будет не легче. Что, если эта гадость проникла во все отсеки и начнет заполнять корабль? Ну хорошо, без дискуссий на эту тему. Спать!
Он остался в кресле.
Почему-то меня не особенно потрясли марсианские кактусята, хотя я полностью отдавал себе отчет в том, что нас ждет, если так просто проникают в герметический корабль семена марсианских растений. Лежа в гамаке, я самонадеянно думал: «Теперь меня уже ничем нельзя ни удивить, ни испугать. — И уже засыпая: — Почему марсиане не перебрались внутрь планеты, там тепло, мы видели, как из ее недр вырываются газы. В подземные жилища можно было нагнетать воздух или там получать его, регенерировать. Что же здесь произошло?» После того как я увидел мираж города, у меня не осталось никаких сомнений, что здесь жили люди, и почему-то твердая убежденность, что сейчас их здесь нет. «Что же произошло?.. Ведь никаких веских доказательств у меня еще не было. Мне могло показаться, и там, над пропастью, вовсе не город, а обыкновенные камни». Я улыбнулся этим мыслям и, засыпая, опять увидел город, но теперь уже другой, больше первого. Я бродил по его пустым улицам, рассматривал фрески с изображением тонких, высоких людей. Меня привлекала живая картина. Девочка с огромными глазами, тонкая, как тростинка, сидела на оранжевом берегу лилового моря и играла в песочек, она, как наши ребятишки, насыпала его в формочки, пришлепывала лопаточкой, строила горку: подняв высоко руки, она сыпала из прозрачных ладоней оранжевый песок, я без удивления увидал, что у нее по четыре пальца на руке, а вместо ноготков золотые ободки…