Но тут со стороны башен показалось несколько десятков гвардейцев-латников на белых рогатых конях. Спустившись с холма, они окружили беглецов.
Один из них всмотрелся в лицо Хокмуна, и его глаза радостно заблестели.
— Это же милорд Хокмун! И с ним леди Иссольда! Ну, теперь удача нам улыбнется!
Воины Мелиадуса остановились невдалеке. Помедлив, они повернули коней и исчезли во тьме.
Помедлив, они повернули коней и исчезли во тьме.
В замок графа Брасса беглецы приехали утром, когда на озера с топкими берегами падали бледные солнечные лучи. Дикие буйволы на водопое поднимали головы и провожали их долгим взглядом. Дул сильный ветер, и по камышу, как по водной глади, бежали волны. В садах, на склоне холма, что высился над городом, зрел виноград и другие фрукты. На вершине холма стоял замок графа Брасса — прочная старая крепость, похоже, ничуть не пострадавшая от войн, бушевавших на границах провинции. Они поднялись по петляющей белой дороге во двор замка, где их встретили обрадованные слуги. Им помогли спешиться и пригласили в зал, обильно украшенный трофеями графа Брасса. В зале царили необычный холод и тишина. У камина в одиночестве стоял мудрый сэр Богенталь, поэт и философ.
Он улыбался, но в глазах его застыл страх, а лицо с тех пор, как Хокмун видел его в последний раз, очень постарело и осунулось.
Богенталь обнял Иссольду и пожал руку Хокмуну.
— Как здоровье графа Брасса? — спросил Хокмун.
— Рана зажила, но он утратил волю к жизни. — Богенталь жестом велел слугам поднять д'Аверка. — Перенесите его в северную башню. Скоро я туда приду. Пойдемте, — сказал он Хокмуну и Иссольде. — Сами увидите…
Оладан остался с д'Аверком, а герцог Кельнский и девушка поднялись по выщербленным каменным ступеням в покои графа Брасса. Богенталь отворил дверь, и они вошли в опочивальню.
Там стояла простая солдатская койка — широкая, квадратная, с обычными простынями и плоскими подушками. На подушках покоилась огромная голова, словно отлитая из металла. С того дня, как Хокмун расстался с графом, в рыжих волосах почти не прибавилось седины, а лицо, покрытое бронзовым загаром, не стало бледней. Высокий выпуклый лоб по-прежнему казался каменным выступом над пещерами, скрывавшими сияющие золотисто-карие глаза. Но взгляд этих немигающих глаз был прикован к потолку, а плотно сжатые губы не шевелились.
— Граф Брасс, — прошептал Богенталь, — смотрите…
Казалось, гигант не услышал его. Взгляд графа по-прежнему был устремлен в потолок. Склонившись над ним, Хокмун произнес:
— Граф Брасс, к вам вернулась дочь. И я, Дориан Хокмун, тоже.
Губы разжались и Хокмун услышал громкий шепот:
— Снова видения… Богенталь, я думал, лихорадка прошла…
— Так оно и есть, граф. Это не призраки.
Взгляд золотисто-карих глаз обратился на Хокмуна и Иссольду.
— Дети мои! Наконец-то я умер и встретился с вами…
— Вы живы, граф, — возразил Хокмун.
Иссольда нагнулась и поцеловала графа в губы.
— Ты чувствуешь, отец? Самый обычный, земной поцелуй.
Прямая линия сомкнутых губ постепенно превратилась в широкую улыбку. Граф пошевелился, затем резко сел.
— Это правда! Какой же я глупец, что потерял надежду. — Он засмеялся.
Его чудесное исцеление вызвало изумленный возглас Богенталя:
— Граф, я не верю своим глазам! Мне казалось, вы на пороге смерти!
— Так и было, старина… Но теперь, как видишь, я отошел от этого порога. Ну, что скажете, Хокмун?
— Плохо, граф. Но теперь мы снова вместе, и удача, надеюсь, будет с нами.
— Богенталь, вели-ка принести мои доспехи и меч.
— Но, граф, вам нужно набраться сил…
— Верно. Так прикажи принести еды, и побольше. Подкреплюсь за беседой. — Встав с кровати, он обнял дочь и ее жениха.
За едою Хокмун рассказал графу обо всех испытаниях, выпавших на его долю с тех пор, как он покинул гостеприимный замок. В свою очередь, граф рассказал о своих неудачах в войне с Темной Империей, о гибели старика фон Виллаха, уложившего в своем последнем бою два десятка гранбретанцев. Рассказал он и том, как сам получил рану и совершенно пал духом, узнав об исчезновении Иссольды.
Потом Хокмун представил Оладана, спустившегося к тому времени в зал. Маленький зверочеловек сообщил, что рана д'Аверка тяжела, но Богенталь полагает, что француз выживет.
Единственное, что омрачало радость возвращения — это сражение на границе Камарга, где гвардейцы и ополченцы вели почти безнадежный бой с многократно превосходящим их врагом.
Облачась в медные доспехи и пристегнув к поясу огромный двуручный меч, граф Брасс сказал:
— Дориан и сэр Оладан, нам пора ехать. Сейчас мы должны быть на поле боя и вести наших воинов к победе.
Богенталь вздохнул.
— Еще два часа назад мне казалось, что вы при смерти… А сейчас вы стремитесь в бой. Вы хорошо себя чувствуете, сэр?
— Дружище, я хворал не телом, а душой, но теперь она исцелена, раскатился под сводами зала громоподобный голос графа. — Коней! Сэр Богенталь, прикажите оседлать коней!
Выйдя следом за стариком во двор, Хокмун чувствовал, что к нему возвращаются силы. Послав Иссольде воздушный поцелуй, он вскочил в седло и пришпорил коня.
Они мчались по тайным болотным тропкам, пугая диких рогатых коней и гигантских фламинго. Придержав на миг коня, граф Брасс обвел вокруг себя рукой в латной рукавице: