Стоим мы ошалелые. И жалко же, жалко рыбину. Прямо так жалко, хоть вой… А сколь ее в том озере? Как в атомном лазарете… Агромадное скопище больных лучевой болезнью… А сколь подохло?
Стоим, а тут откуда ни возьмись ворон подмахнул. Чернющий, зараза, как южная ночь. Присел в двух метрах от сазана и пошкандыбал. И тож. Пошатывает, гляжу, вещуна… Подковылял, вспрыгнул на зеркальный бок и стал дырявить клювом живую еще рыбу.
Ах ты, думаю, собака! И дуплетом в него. Из обоих стволов сразу. Только пух да перья черным дымом. И сазана размозжил… — Фомич жестко закашлялся, до слез, потом долго отирал платком глаза и дряблые щеки. Лицо его снова стало каким?то жалобным, будто только что после слез. — Видение?то осталось. Вот так… Пух да перья… Черный дым и размозженные ошметки сазана… И нервный ротик рыбины, молящий о судьбе своей… А то думка такая — эт он просил, чтобы пристрелил я его, избавил от муки. А?..
— И разжалобил ты нас, Фомич… — вздохнул Вася Карасев и вдруг распрямился. — Так на работу не подымешь. Эх, сазаны мы, сазаны!.. — засмеялся Вася, и его воспаленные веки еще более завлажнели.
Лицо Фомича вдруг подобралось, посерьезнело. Ему показалось, что его гвардейцы будто расслюнявились, обмякли. Не ко времени это он про сазана вспомнил. Тут ядерная активная зона расплавилась, ждет их геройского труда, а он, старый дурак, слюни распустил.
На столе звякнул телефон. Фомич приподнял и зло бросил трубку на аппарат.
— Разобьешь… — сказал Федя вяло и как?то безразлично надул левую щеку, отчего лицо стало еще более асимметричным, напоминая ущербную луну.
Слушая Фомича, он со злостью думал, что вот Пробкин сам и попался, сам себя и загарпунил.
На столе звякнул телефон. Фомич приподнял и зло бросил трубку на аппарат.
— Разобьешь… — сказал Федя вяло и как?то безразлично надул левую щеку, отчего лицо стало еще более асимметричным, напоминая ущербную луну.
Слушая Фомича, он со злостью думал, что вот Пробкин сам и попался, сам себя и загарпунил. А то… Агитирует за советскую власть.
Захмелевший Дима то тише, то громче повторял:
— Нейтрон его… — и с силой то сжимал, то разжимал кулаки.
Несоответствие своего рассказа всему характеру обстановки все более наполняло Ивана Фомича раздражением. Он неожиданно задергался, заерзал, стал сгребать, сдвигать на столе остатки пищи, посуду. Раздраженно крикнул вдруг на Васю:
— Ну что, Карась, перекур устроил?! Быстро убери!
Вася Карасев без единого слова, чуть только покраснев, мигом все прибрал, сунул посуду и канистру со спиртом в сейф, щелкнул ключом и вручил его Фомичу:
— Ты уж береги ключик?то… Почитай, золотой он, ключик?то…
«Издеваются, черти…» — мелькнуло у Фомича.
И впрямь ведь что?то изменилось. Моральный перевес был теперь на стороне его ядерных гвардейцев.
— Теперя слушай мою команду! — сказал Фомич после недолгого молчания, напустив на себя начальственный вид. — Да открой же ты дверь! — рявкнул он вдруг на Васю Карасева. — Мы, чай, не секретничаем здеся, — и подмигнул всем, и растянул рот в улыбке, — а то….
Вася послушно встал, чвакнул пару раз ключом в замочной скважине. Проверив, открыл и снова захлопнул дверь.
— Ну, бляха?муха! Жалко же этого карася! — вдруг ляпнул Дима.
— Эт меня, что ли? — спросил Вася Карасев.
— Да не?е, сазана… — сказал Дима серьезно. — Рыбину эту больную…
— Я тебе дам — сазана — дружелюбным тоном пригрозил Фомич, которому показалось, что неловкость, вызванная его рассказом, вроде бы стала рассеиваться. — Я тебе дам — сазана! Хиросиму забыл?.. Советская атомная бомба — она ведь, понимаешь… Ну, как это?… Неизбежное зло, то ись… Великая наша боль в ней… Что там рыбина… Над всей Россией угроза висела… — И, помолчав, добавил: — И все?таки груз тяжкий на душе лежит… Не могу вот и все, как вспомню… — И вдруг, будто отмахиваясь от самого себя и упрямо нагнув голову, перешел на деловой тон.
3
— В центральном зале, мальчики, РЗМ (разгрузочно?загрузочная машина для перегрузки уранового топлива) готовит нам работку… Кассеты?то, ТВЭЛы (тепловыделяющие элементы) то ись, растрескались, во все стороны, растопырились, особливо в главном центральном «козле»… В стенки технологического канала уперлись. Ядерная труха, осколки то ись, осыпалась вниз. И в «гусаке» (изгиб трубопровода в нижней части канала), там, внизу, под активной зоной, скопились. От них и светит, как от ядерното взрыва. Но энто второй этап нашего с вами героизьма. А первый — это в центральном зале…
Как только разгрузочная машина остатки урановой кассеты из центрального «козла» зацепит и потащит вверьх, тут уж ядерная труха посыпется на пол центрального зала… Опять же как бы ядерный взрыв, но уже будет тута, прямо на полу. А мы его, гада, по очереди в морду из трансбойда, мощной мониторной струей пожарной воды будем смывать то ли под плитный настил, то ли в бассейн выдержки, куда РЗМ потащит остатки урановой кассеты. Эт уж как выйдет. Тут, главное, надо без мандража, чтобы без кукареку, то ись чтобы очко не играло и так далее… Четкость! В том наше спасение.
А дуракам, как говорится, закон не писан… Ревуны реветь будут как стадо быков, но рты на энто не разевать и внимание не рассеивать… — Фомич перевел дух и стер рукой пот со лба. — Быстрота и натиск! А? По?суворовски — и в дамки.