Пробкин погладил Ненастина по плечу.
— Тяни, Витек, тяни, не боись!
Ненастин щелкнул ключом управления и сказал:
— Видал, Фомич?! На динамометре уже тонна… В норме — при семистах килограммах топливная сборка уже шла.
— Тяни, Витек, тяни! Где наша не пропадала!.. Она ведь, заноза, растопырилась в канале. Чего ж ты ждешь? Тяни!
Ненастин добавил несколько щелчков ключом. На экране телевизора контрастно виднелись части плитного настила атомного реактора, так называемого «пятачка», демонтированные с дефектных технологических каналов. Они были расставлены по бокам и напоминали со стороны детские кубики.
Видны были также верхушки технологических каналов с густо отходящими от них мелкими трубопроводами, которые Фомич обзывал попросту — «лапша». Эта?то «лапша» и составляла предмет его главного беспокойства. Ненастин накрошит сейчас туда ядерной трухи, провалится она сквозь решетку труб вниз на поверхность «Елены» (верхняя часть корпуса реактора) — и не достать ее. Нахватаешься тут…
— Пошла! — крикнул Ненастин. — Пошла! Пятьсот килограмм! Нагрузка меньше нормы!.. Часть кассеты наверняка оборвалась, осыпалась…
«Обрадовался…» — с горечью подумал Фомич.
Мощный черный цилиндр контейнера РЗМ, нависший над каналом, вздрагивал.
На панели пульта оператора РЗМ загорелся верхний конечник.
— Все! Втянул! — сказал Ненастин и тревожно глянул на Пробкина. — Ну что, Фомич?.. Двигаю мост РЗМ к бассейну выдержки? Или как?.. Сброшу кассету в воду и оставлю машину там… Сейчас в центральном зале ревуны взвоют. Только держись! Твой час теперь… Ни пуха ни пера!
— Тьфу?тьфу! — сказал Пробкин несколько тише обычного и медленно побрел к центральному залу, приказав Ненастину: — Трогай!
Дима, Федя и Вася Карасев сидели на пластикатовом полу, прижавшись к стене, недалеко от входа в центральный зал и курили.
Переходы от стен к полу на атомных электростанциях закругленные, чтобы в углах не застаивалась радиоактивная грязь. Пластикат настилается и на закругления, заходит немного на стену и прижимается к ней нержавеющей полосой, пристреленной дюбелями по всей длине.
Рядом с сидевшими на полу ремонтниками нервно прохаживался дозиметрист с переносным малогабаритным радиометром на груди. Он то быстро подходил к двери центрального зала, щелкая переключателем диапазонов, всматривался в шкалу, то вновь возвращался к ремонтникам.
— Еще не фонит… Да и ревуны молчат… — докладывал он озабоченно. — Видать, РЗМ еще не съехала с канала.
К двери центрального зала был подтянут пожарный шланг с брандспойтом, валялись мятые куски белесоватого листового свинца, несколько клещевых захватов с длинными рукоятками.
Пробкин потрогал ногой вздувшийся и уже намокший пожарный шланг. Он был твердый, как бревно. В некоторых местах шланг имел мелкие неплотности, и тонкие веселые струйки воды устремлялись от ствола в разные стороны.
Подходя к ребятам, Иван Фомич с тревогой думал о том, кто первый пойдет с брандспойтом в гудящий ревунами и беснующийся нейтронами центральный зал.
Так и не решив, кто пойдет первым, Пробкин обратил вдруг внимание на бледное, какое?то суетливое лицо семенящего взад и вперед дозиметриста. Усмехнулся.
«Мандражирует…» — подумал он, одновременно отметив, что Дима, Вася и Федя сидят спокойно, расслабленно даже. Покуривают себе.
Эту странную, трудно объяснимую расслабленность настоящих работников и бойцов перед атакой, перед решительным броском он знал хорошо. Но и знал также, что в такие сжатые, очень сгущенные минуты перед страшной опасностью в мозгах у людей наступает также некое помутнение, сумеречность, когда движения и действия рук и ног как бы полуконтролируются людьми, и тут надо держать ухо востро.
Вовремя данная уверенная команда, приказ, а то и личный пример решают многое, если даже не весь успех операции.
Снова глянув, теперь уже зло, на бледного, словно ушедшего в себя дозиметриста, Пробкин как?то очень твердо, даже с некоторым злорадством подумал, что этот парень войдет в центральный зал первым. Он должен сделать замер, определить время работы и первым принять на себя нейтронный удар.
Подумав так, Фомич тут же смягчился в душе к бледному дозику, у которого, как он думал, очко от страха сокращалось быстрее, чем сердчишко.
«Но что медлит Ненастин?» — озабоченно подумал он, и в этот миг в центральном зале грохнуло оглушительным ревом, который не могли скрыть толстые железобетонные стены и защитная чугунная дверь. Все сразу будто бы вздрогнули, вспрянули. Сидевшие на полу ремонтники повскакали с мест. Бледный дозиметрист затоптался на месте, угодливо заглядывая в глаза ребятам.
Теперь не было никакого сомнения: Ненастий оставил после себя целую кучу ядерных обломков, отломившихся кусков урановой топливной сборки, которые испускали из себя высокоинтенсивное нейтронное, гамма и все другие виды излучений.
«Ух как надрываются ревуны! — подумал Пробкин. — Как стадо взбесившихся быков, которых гонят к бойне. Аж в ушах щекотно… Конечно… Гамма и нейтронные датчики обстреливаются сейчас напрямую. Небось тысяч пять рентген в час…»
Думая так, он одновременно каким?то вторым или третьим планом отмечал, ощущая саднение в груди, что быков?то тех живых, которые в стаде, не убивают до конца на бойне, пришибают только и обдирают шкуру с живых еще, чтоб кровь лучше сходила…