При тщательном изучении оказалось, что против некоторых слов и цифр в газете сделаны проколы булавкой. Установить это было нелегко, так как намокшая бумага разбухла и некоторые отверстия затянулись. Газету просушили, и мельчайшие дырочки стали вновь видны на свет.
В передовой была выделена целая фраза «С дальнейшей затяжкой работ мириться невозможно», — и ниже два слова «крайние сроки». В заголовке заметки под передовой помечено слово «вручение». В другом заголовке наколото слово «результатов». Дальше были помечены следующие цифры и слова «1», «сентября», «7» и «там же». Таким образом Наставник давал Сухорослову четыре дня как последний срок завершения задания.
Дальше были помечены следующие цифры и слова «1», «сентября», «7» и «там же». Таким образом Наставник давал Сухорослову четыре дня как последний срок завершения задания.
«Вручение результатов» должно было состояться в первый день сентября «там же», то есть в «Голубом Дунае» в 7 (последняя цифра означала час выхода на явку, понятно — вечерний, так как павильон открывался в 11 часов утра).
Генерал лично инструктировал капитана Луковца, которому поручалось возглавить операцию:
— Когда Наставник убедится, что Сухорослов не явился, он, конечно, заподозрит провал, и мы можем его больше не увидеть. Брать нужно быстро и внезапно. Конечно, не на людях (генерал помнил случай, когда диверсант при попытке задержания на вокзале начал стрелять из кармана. Это стоило жизни двум ни в чем неповинным гражданам).
— Будет сделано, товарищ генерал.
— Это хорошо, что вы уверены в себе. Но считаю необходимым еще раз напомнить вам, с кем будете иметь дело. Субъект отчаянный, терять ему нечего. Он способен подорвать себя вместе с вами и всей этой забегаловкой. Ясно? Ступайте. Желаю успеха.
***
С утра в этот день город жил в радостном, праздничном оживлении: начались занятия в школах. Улицы, словно маками, расцветились красными пионерскими галстуками, всюду мелькали форменные рубашки мальчиков и коричневые с белыми фартучками платья девочек.
При таком приподнятом, именинном настроении ни сияющим мамашам и папашам, ни тем более школьникам и не думалось о том, что где-то, может быть рядом, орудуют «дяди», ставящие целью обездолить молодое поколение.
Зато об этом отлично помнила советская разведка. Ей равно были дороги интересы и безопасность как старейшего педагога, начавшего сегодня сороковой учебный год, так и какого-нибудь карапуза, будущего, может быть, Павлова или Мичурина, который пока что не умел читать и гениальнейшим изобретением человеческого ума считал мороженое.
… Человек в серой фетровой шляпе, он же Наставник, появился в «Голубом Дунае» в 7 без тринадцати минут. Пиво пил медленно, после каждого глотка ставя кружку на столик и поглядывая на часы. 6.50, 6.55. Придет или не придет? Ровно 7; 7.05. Ждать или не ждать? Уж не завалился ли? И зачем он только связался с этим уголовником-дилетантом, который и в шкаф залезть как следует не умеет? Не лучше ли было воспользоваться великолепно сфабрикованным удостоверением сотрудника Института истории Академии наук СССР и войти в музей легально, в качестве почетного гостя?
Понося Сухорослова последними словами, Наставник кривил душой перед самим собой. Работа под маркой «сотрудника академии» была чревата неожиданностями и случайностями, могущими поставить под удар его самого. А Наставника учили работать так, чтобы самому оставаться в тени и самое опасное выполнять чужими руками. Какими-то путями разузнав о существовании Сухорослова, Наставник стал искать встречи с ним. И нашел довольно легко: в ресторане «Ангара». Немного денег, потом немного шантажа — и они столковались.
7 часов 10 минут. «Ждать или не ждать?» Шестое чувство профессионального шпиона — чувство опасности — толкало уйти, воля приказывала: «Подожди».
Наставник решил подождать еще пять минут.
Чей-то нестерпимый фальцет за его спиной запел:
Побывал бы теперь дома,
Поглядел бы на котят,
Уезжал — слепые были,
А теперь, поди глядят,
Последние слова подвыпивший певец выкрикнул так пронзительно, что у окружающих зазвенело в ушах. Наставник невольно обернулся и с неудовольствием спросил:
— Полегче нельзя ли?
— Чего хулиганишь? — поддержал гражданин с пышными черными усами. Хочешь петь, иди на улицу. Тебе что тут, филармония?
— Не понравилось? — захохотал обладатель фальцета.
Но взрыв веселости тотчас сменился приступом агрессивности. Наставник слышал, как уязвленный фальцет брюзжал и куражился за его спиной:
— Не нравится.
Наставник слышал, как уязвленный фальцет брюзжал и куражился за его спиной:
— Не нравится. Ему Шаляпина нужно. Сам в шляпе, в ему Шаляпина подавай…
Увидев, что Наставник не обращает на него внимания, фальцет стал задирать усача. Вмешались соседи. Одни урезонивали забияку: «Брось, парень! Ведь не трогает тебя человек!». Другие подзадоривали. Запахло дракой.
Наставник решил уходить. Он допил пиво, застегнул пиджак и не торопясь направился к двери. Но перед ним вывалились на улицу фальцет с усачом и другие «заинтересованные лица». Они толкались на тротуаре, загораживая выход. То и дело раздавались азартные возгласы: