«Бабушка» совсем не по-старчески лихо развернулась и пошла строго по ветру, набирая скорость. Не в первый раз. Ибо жизнь контрабандиста — это не только выгодные сделки, но и такие вот гонки на выживание. Что ж, верная посудина оправдала ожидания своего капитана: скорость была никак не меньше предполагаемых тринадцати узлов, а значит, скоро можно будет вздохнуть с облегчением. По крайней мере, когда они отойдут от пиратов самое меньшее на милю. А там уже… Что это?
Даниэль, не веря своим глазам, уставился за корму.
Пираты не только не отставали — они явно подсократили расстояние!
«Но этого не может быть! Они же идут самое меньшее на шестнадцать узлов!!!»
Изумление было так велико, что Даниэль даже забыл испугаться. А когда он об этом вспомнил, то понял одну вещь: пугаться поздно. Зато самое время спускать флаг и ложиться в дрейф.
«Что у них за посудины, хотел бы я знать?»
Прошло совсем немного времени — золотой ослепительный диск солнца только-только коснулся горизонта — когда Даниэль смог наконец во всех подробностях рассмотреть пиратские суда… «Две мачты. Парусное вооружение как у брига. Но корпус! Не бывает таких бригов, хоть повесьте меня на нок-рее!» Узкий, острый, как клинок, форштевень. Он и рассекал волны не хуже клинка, отсюда и скорость. Корпус, своей формой слегка смахивавший на барракуду. А маневренность наверняка не хуже, чем у брига, да и пушечки у них… Ван Веерт разглядел: у этих странных «бригов» орудийных портов не было вовсе. Всего-то вооружения, что по две небольшие пушки по каждому борту, на верхней палубе. Но какие пушки! Судя по блеску, не бронзовые.
Но какие пушки! Судя по блеску, не бронзовые. Одним словом, влип — дальше некуда. Одна надежда: пустой трюм. Если нет контрабандно вывозимого товара — ввозить без лицензии пираты позволяли буквально всё — значит, есть шанс наплести пиратскому капитану, что, дескать, заплутал в незнакомых водах. А при виде патруля испугался, не разглядел республиканских флагов. Шанс контрабандиста — не только быстрый корабль, но и умение вовремя прикинуться честным человеком…
…Капитан — ну и харя! — ухмылялся так нахально, что у Даниэля помимо воли зачесались руки. Дать бы ему между глаз, сразу бы перестал скалиться. Кто знает: может, десять лет назад, в пору лихой юности, он бы так и поступил. Чтобы тут же быть скрученным и избитым. Ведь за капитаном на борт «Бабки Гульды» пожаловали два десятка головорезов, ничуть не симпатичнее своего капитана. А второй «бриг» всё время держал голландца на прицеле. Чёрт, ведут себя не как разбойники, а как военные. Даже изволят гордо именовать себя береговой стражей Сен-Доменга. Бандитские рожи — вот кто они! Но Даниэль твёрдо знал, что не только не выскажет пиратам своё истинное мнение — он будет предельно вежлив и обходителен. Он принесёт самые глубокие извинения за беспокойство, причинённое доблестным стражам морских границ республики, и даже пригласит капитана отужинать…
— Ужин — дело стоящее, — хитро ухмыляется эта небритая морда, именующая себя капитаном Матье. — Только недосуг мне с вами ужинать, минхеер. У меня приказ — провожать таких как вы в гавань Сен-Доменга. Разумеется, со всем почтением, с которым следует относиться к желанным гостям.
Эти слова он произносит с таким едким сарказмом, что Даниэль едва подавляет тяжёлый вздох. Конечно, ещё не всё потеряно. Но теперь придётся платить за лицензию и покупать нужные товары в городе, по полной цене. В лучшем случае. Если же пираты хоть что-то прознают о его здешних связях, конфискация и соляные копи ему обеспечены. Так что лучше сейчас улыбаться и помалкивать. И подчиниться силе.
— Что за гусь?
— Голландец. Наверняка контрабандист, только доказательств нет. Пока нет.
— Надо было брать его с поличным.
— С поличным их хрен возьмёшь — они ж свои делишки ночью обделывают, сам в курсе. Так бы и ушёл по темноте, ночи-то безлунные.
— А на берегу что? Опять прозевали? Шкуру спущу, селёдки снулые!
— Да нет Этьен, на этот раз, кажется, что-то нащупать удалось. И знаешь, мне до чёртиков не нравится то, что мы нащупали…
2
Галка отчаянно завидовала «совам» — людям, пик активности которых приходится на тёмное время суток. Сама же она привыкла вставать с первыми лучами солнца и работать допоздна. Но после заката ей приходилось выпивать по три чашки кофе, чтобы не заснуть прямо за бумагами… Чёрт, чёрт, чёрт, опять засиделась до полуночи! Джеймс уже устал говорить о том, что она себя не бережёт. Но его взгляд иной раз был красноречивее всяких слов. Эдак недолго мужа потерять… Разводиться он с ней, понятно, не станет — нормальная религиозная мораль, как-никак — но вот стать ей чужим вполне может.
«Нет, — подумала Галка, с усилием потирая наливавшийся пульсирующей болью висок. — Я понимаю, что политика требует жертв, но не собираюсь ради неё, проклятой, жертвовать семьёй».
…Джеймс не спал. Обычно, когда жёнушка допоздна засиживалась за бумажной работой — днём, естественно, у них обоих были неотложные дела, не связанные с канцелярией — он или выходил в сад, или садился читать… Глухое раздражение копилось понемногу, по капельке, и теперь время от времени начинало себя проявлять. Только вчера он едва не поругался с женой из-за радикального несовпадения взглядов на воспитание ребёнка.
Только вчера он едва не поругался с женой из-за радикального несовпадения взглядов на воспитание ребёнка. Хорошо хоть у обоих хватило ума выяснять отношения не в присутствии Жано и кормилицы. В итоге они всё же помирились, но дался им этот мир куда труднее, чем раньше… Джеймс вздохнул и закрыл книгу. Воспоминание свежее, и не из приятных. А причина лежала на поверхности. «Сен-Доменг отнимает у меня Эли, — подумал он, бросив пухлый томик на стол. — А может, дело во мне? Может, Эли отдаёт всё время Сен-Доменгу потому, что я донимаю её придирками и стыжусь своей нежности?..» Память тут же подбросила панамский поход. Объяснение, тайные свидания с риском попасться на глаза испанским лазутчикам, лихая свадьба накануне решающего штурма Панамы… Да, тогда он не стеснялся демонстрировать Алине свои чувства. Что же изменилось с тех пор?
Если ничего не предпринять, их брак вскоре может превратиться в фикцию.