Жалость — что беда:
Рушит города.
Нет, дело верное, этого негодяя непременно нужно повесить. У него, судьи Харботтла, глаз наметанный, он быстро распознал, каков этот мошенник на самом деле. Он сам будет его судить, с никто другой.
На следующее утро в кабинет судьи заглянула кричаще разряженная женщина, еще сохранившая следы былой красоты. Увидев, что судья один, она вошла. Красотка была одета в платье из китайского шелка с кружевами, веселенький чепец с синими лентами, на пальцах сверкали многочисленные кольца. Она слишком хороша для своей должности — а служила она у графа экономкой.
— Вот еще одно письмо от Льюиса, пришло с утренней почтой. Неужели ты ничего не можешь для него сделать? — капризным тоном заявила она, обвила судью рукой за шею и принялась тонкими пальчиками поигрывать мочкой его багрового уха.
— Попытаюсь, — ответил судья Харботтл, не поднимая глаз от газеты.
— Я так и знала, что ты меня послушаешься.
Судья прижал к сердцу скрюченную подагрой руку и иронический поклон.
— Что ты с ним сделаешь? — спросила она.
— Повешу, — хихикнул судья.
— Ты ведь этого не натворишь, правда, малыш? Ты его повесишь. — Она окинула взглядом свое отражение в зеркале.
— Будь я проклят, ты, кажется, на старости лет влюбилась в своего мужа! — воскликнул судья Харботтл.
— Будь я проклята, ты, кажется, меня к нему ревнуешь! — со смехом ответила женщина. — Ну, ну, успокойся, я его никогда не любила. Я с ним давно покончила.
— А он с тобой, разрази меня гром! Заполучил все твое состояние, отнял все ложки да сережки, и больше, ничего ему от тебя не нужно. Выгнал жену из собственного дома, а когда обнаружил, что ты неплохо устроилась, спохватился! Снова отобрал все твои гинеи, и серебро, и сережки, а тебя отпустил еще на полдюжины лет на заработки, собирать для него новый урожай. Не можешь же ты после всего этого желать ему добра!
Женщина дерзко рассмеялась и наградила грозного Радаманта игривым шлепком.
— Хочет, чтобы я присылала ему деньги для уплаты адвокату, — заявила она, а взгляд ее тем временем блуждал от зеркала картине на стене и обратно. Непохоже было, чтобы угроза, нависшая над мужем, сильно беспокоила ее.
— Проклятый наглец! — загремел старый судья, откидываясь в кресле, словно находился на привычной судейской трибуне, гд е его речь, как всегда, произвела фурор. Рот его злобно скривился, глаза готовы были выскочить из орбит. — Если ты решишь отправить ему ответ из моего дома, то знай, что прежде сам напишу кое-кому. Знаешь, моя милая колдунья, я не позволю долго мне докучать. И хватит дуть губки, хныканьем вшу не поможешь. Ты за этого негодяя медного фартинга не дашь, я тебя хорошо знаю. Ты пришла просто пошуметь. Как буревестник: куда бы ни прилетел, тут же поднимется буря. Уходи, женщина! Прочь отсюда! — повторил он, топая ногой: у «одной двери раздался стук, а судье отнюдь не хотелось, чтобы его застали наедине с экономкой.
Вряд ли стоит говорить, что достопочтенный Хью Питерс больше не появлялся. Судья в разговорах никогда не упоминал о нем. Но, каким бы странным это ни показалось, если вспомнить, с каким презрением высмеивал он жалкую уловку, разлетевшуюся в пух и прах после первого же щелчка, мистер Харботтл долго не мог забыть удивительного гостя в белом парике и тайный разговор в томной гостиной.
Сквозь толстый слой красок и прочих ухищрений, какие можно позаимствовать в любом театре, проницательный глаз судьи разглядел в сухощавом лице мнимого старика, оказавшегося слишком крепким орешком даже для дюжего слуги, тонкие черты Льюиса Пайнвека.
Судья Харботтл отправил секретаря к королевскому стряпчему с просьбой сообщить, что в городе появился человек, обладающий удивительным сходством с узником Шрусберийской тюрьмы по имени Льюис Пайнвек, и велел с ближайшей почтой сделать запрос о том, содержится ли в тюрьме некто, выдающий себя за Льюиса Пайнвека, и не удалось ли ему каким-либо образом бежать.
Заключенный находится в своей камере, гласил ответ, и никаких сомнений по поводу его личности не возникало.
ГЛАВА 4. ПРЕРВАННОЕ ЗАСЕДАНИЕ СУДА
В положенный срок судья Харботтл отправился в свой округ на выездную сессию, и в положенный срок суд прибыл в город Шрусбери.
Новости в те дни путешествовали долго, и газеты, развозимые дилижансами и почтовыми каретам, часто добирались до места лишь через несколько дней.
Миссис Пайнвек осталась в доме судьи управлять заметно поубавившимся хозяйством — большинство слуг судьи Харботтла уехало вместе с ним, ибо он не пользовался казенным экипажем, а путешествовал в собственной карете — и по большей части не выходила из дома.
Несмотря на все ссоры, попреки, оскорбления, которым долгие годы полнилась ее семейная жизнь, несмотря на то, между нею и мужем давно уже не было ни любви, ни привязанности, ни даже терпимости — сейчас, когда Пайнвеку грозили скорая смерть, женщину охватило что-то вроде жалости к нему. Она знала, что в эти дни в Шрусбери решается его судьба. Миссис Пайнвек не любила мужа, но если бы пару недель назад ей сказали, что в решающий час она не будет места себе находить, она бы не поверила.