— Мне показалось самым ужасным то, как собака проломила стену, когда не сумела её перелезть.
— Ага, ты тоже заметил? — спросил его Лотар.
Сухмет открыл глаза. Теперь в них горел огонёк едва сдерживаемого смеха.
— Что значит «тоже»? Это я тебе и внушил, мой господин, боялся, что ты можешь пропустить такую важную деталь. Рубос коротко хохотнул.
— М-да? — Лотар тоже улыбнулся. — Ну, ты всё-таки не очень часто пользуйся этим трюком. Сам знаешь, против тебя я не защищаюсь…
— Да ладно. — Рубос махнул рукой. — Что тебе-то не понравилось больше всего?
Лотар вспомнил идущих через поле с узлами награбленного за плечами переругивающихся женщин. Вспомнил жуткую, пугающую безответственность за свои поступки и преступления, которая стала манерой мародёров.
Коротко, не вдаваясь в подробности, Лотар высказал своё впечатление. Когда он кончил, Сухмет даже в ладоши хлопнул от восторга.
— Ай молодец, господин мой! Это же любимая идея Харисмуса! Я почти полтысячи лет не встречал никого, кто приводил бы её в качестве аргумента. Только в старых трактатах говорится, что… Что такое?
Последние слова были обращены к Шуву, возникшему перед Сухметом, как материализовавшийся призрак.
— Ты звал меня, достопочтенный Сухмет?
— Я? Ах да, я хлопнул в ладоши, но это вышло случайно. — Лицо Шува вытянулось от разочарования. — Знаешь, Шув, я так долго прожил в этих варварских странах, что у меня и привычки стали западными. Например, я уже не хлопаю в ладоши, но громко, насколько позволяют мои годы, зову того, кто мне нужен. Ты это знай на будущее.
Шув сдержанно поклонился.
— Кстати, Шув. — Лотар допил свой сидр и внимательно посмотрел на трактирщика. — Вчера ты довольно дельно описал всё, что происходит в Мираме. И скорее всего, не раз вспоминал наш разговор. Иногда при этом возникают новые идеи, всплывают новые имена. Ты ничего не хочешь нам сказать?
Шув вздохнул:
— Что именно, господин?
Лотар не знал, как пояснить свой вопрос.
— Ну, что-нибудь особенно необычное, что творится у нас, — пробасил Рубос, стараясь помочь. — Что у нас не в порядке, Шув?
На этот раз Шув вздохнул ещё громче:
— Да что у нас вообще в порядке, Рубос? — Он смущённо помялся, сообразив, что ответил, должно быть, не очень вежливо. — Ну, если я не нужен, может, я свечей принесу? А то уже темно стало.
Когда через пару минут Шув вернулся в комнату, держа по подсвечнику в каждой руке, все трое молчали.
А Лотар, кажется, впервые за вечер знал, что нужно делать дальше.
— Свечи будут кстати, — сказал он. — Сухмет, принеси, пожалуй, рисунок, который нам вчера дал Курбан. Пришла пора подумать о Кнебергише. Любезнейший Шув, что ты можешь рассказать о нём?
Сухмет бесшумно, как настоящий слуга, помчался наверх за листком пергамента, а Шув, довольный, что может помочь делу, а не дурачеству, пристроился было к углу стола, но Рубос дёрнул его за рукав:
— Ты садись, ноги-то небось гудят? Шув кивнул, быстро сел на краешек скамейки и покачал головой:
— Нет, не гудят. Какая теперь работа, вас только кормить да присматривать, чтобы служанки в порт не сбежали… Значит, так, господин. Кнебергиш — чужак, но появился уже лет пятнадцать тому. Сначала лечил людей попроще, потом вдруг к нему стали наведываться богатеи. Он переселился поближе к терему князя, значит, и… Вместо того чтобы жить припеваючи, стал что-то мудрить в своём доме. Слуг у него было мало, да и те быстро менялись, уж очень странный он господин.
— В чём проявлялась его странность?
В этот момент вернулся Сухмет. Он положил перед Лотаром лист с изображением замковой башни, пожираемой собаками, и сел на своё место. Лотар не сомневался, что он ни слова не пропустил из того, что произнёс Шув, воспользовавшись магией дальнослушания.
— Одевался просто, как… как я, например. Его часто можно было встретить вечером на рынке, он нёс себе какую-то еду в капустном листе. Видано ли, чтобы господин, живущий в этой части города, сам ходил на рынок за едой? И что это была за еда — самая простецкая. Бывало, он ел на ходу жареную рыбу. — Широкими от возмущения глазами Шув обвёл всех присутствующих. Не встретив понимания, он огорчённо махнул рукой.
— Он что, бедствовал? — спросил Рубос.
— Нет, какое там! Такие посылки получал из-за моря, такие деньги выкидывал на баловство, что никому и в голову не приходило ему в кредите отказать. Просто он так устроен, что иной школяр жил лучше, чем он.
— А лечил многих?
— Очень. К нему шли и шли, он ведь не всегда плату брал. Иногда, если кто-то заплатить не мог, он просто рукой похлопает человека по больному месту, и всё — считается, что в расчёте. Но люди у нас небедные, большинство расплачивалось. Так что он мог что хочешь из-за моря выписывать.
— А зачем это баловство ему было нужно?
— Он говорил — для опытов.
— Каких именно? Шув опять вздохнул:
— Не знаю. Говорили, одно время он с вином что-то делал, вроде как из высокогорного кислого рислинга пытался сделать густую коричневую граппу.
Лотар вопросительно посмотрел на Рубоса.
Тот пояснил:
— Это очень дорогое десертное вино, которое выделывают в долинах южнее Мирама. У нас не получается.
— Может, пытался загустить его как-нибудь? — предположил Сухмет.