— Многое может произойти всего за пять минут, — ответил я. — Очень многое. У меня возникла неплохая идея.
— Тебе когда-нибудь приходилось выслушивать столько чепухи? демонстративно обратилась она к Джинксу.
— Ну конечно, тебе трудно оценить это, — сказал я. — Это трагедия всей твоей жизни, ты не способна переваривать чужие мысли на уровне, доступном даже дебилу.
— Ради Бога, хватит выпендриваться. Может лучше самому пошевелить мозгами? Ты просто дрянь…
— Но не совсем обычная дрянь, — мягко заметил я, — а дрянь с университетской степенью, коллекцией комплексов, за которые доктор Ломброзо отдал бы свою левую руку и легким снобизмом, о котором говорят галстуки от Шарве, рубашки от Брукса и обувь от Пила…
«- Идиоты, плотоядные скоты, — подумал я. — Долго я с вами не задержусь, только до тех пор, пока это будет необходимо…»
Тут в воображении передо мной предстала обнаженная Холидей: в постели, под душем, в машине; от неё веяло такой первобытной страстью, что у меня все заныло внутри — я понял, что все это чушь собачья, и хотя бы только поэтому она всегда будет мне нужна…
— Хватит трепаться, пора убираться отсюда, — бросила она, направляясь в спальню.
Джинкс настороженно посмотрел на меня.
— Послушать её, так мы живы только благодаря её молитвам, — начал я. А ты точно уверен, что этот парень — инспектор?
— Более чем уверен…
— Он слишком подставился с таким явным вымогательством. С этим инспектором можно иметь дело. Надо подумать, что из этого можно выжать. Может быть нам и не стоит так спешить уезжать из этого города, и задержаться здесь ещё на какое-то время. Как ты считаешь?
— Это было бы отлично…
— В конце концов, что мы теряем? — поддержал я его.
Холидей появилась на пороге спальни в шляпке, с жакетом, наброшенным на руку, и дорожной сумкой в руках.
— Остается только решить, куда мы направляемся, — заявила она.
— Оставь это мне, — опередил я Джинкса. — Мы уже решили, куда отправиться.
— Ну и куда же?
— Никуда.
Она решила, что я пошутил, и посмотрела на Джинкса. И она сообразила, что это не шутка, когда я передал ему один из своих пистолетов.
— Мы остаемся здесь, — сказал я. — И на этот раз не спорить!
— Я и не спорю… — выдохнула она. — И никогда с тобой спорить не собираюсь. Ты просто чокнутый, а я собираюсь уехать отсюда подальше, — тут Холидей посмотрела на Джинкса. — Ты не подкинешь мне сотенку?
— Конечно, — он подошел ко мне. — Слушай, Ральф, почему бы нам не остаться вместе? Почему мы должны разбежаться в разные стороны?
— Это её решение, и я здесь ни при чем. Дай ей сотню, и пусть проваливает хоть в самый Чикаго. Там она была счастлива со своими влиятельными дружками. В Чикаго у неё и врагов-то нет…
— О, Господи… — снова вздохнула она.
— Все, что тебе нужно делать — это слушаться меня. Больше от тебя ничего не требуется.
— О, Господи… — простонала Холидей, опуская сумку.
Рано утром люди из местной радиостудии привезли портативное звукозаписывающее устройство, фонограф, запасные иголки, микрофон и полсотни футов кабеля. Джинкс расплатился и прикупил у одного из них ещё подержанный набор инструментов. После их ухода из спальни, где я держал её все это время, появилась Холидей.
— Рискованно играете, очень рискованно, — запричитала она.
— Не понимаю, что тебя смущает, — терпеливо успокоил я. Сама же видела, как ведут себя копы, когда запахнет легким заработком. Если они за пять поколений ни капли не изменились, то почему это должно случиться в течение одного дня?
— Все равно…
— Может ты попридержишь свои мысли при себе? Мне эта идея нравится. Все совершенно безопасно. Это ясно даже для меня. Иди лучше приляг и постарайся заснуть.
— А как ты заманишь их сюда, чтобы сделать эту запись?
— Легко и просто. У Джинкса ведь осталось ещё восемнадцать сотен, объяснил я. Она молча задумалась. Неужели мне всегда придется им разжевывать все до мелочей, чтобы объяснить свои замыслы? — Эти восемнадцать сотен шелестят очень тихо — ты вряд ли услышишь их на другом конце комнаты — но любой коп распознает за милю. Дело в том, что их уши очень хорошо слышат этот шорох, уж так они устроены.
Она с сомнением покачала головой, поглядывая то на меня, то на Джинкса, который занялся звукозаписывающим устройством и не обращал на неё никакого внимания.
— Иди приляг, — посоветовал я ей. — Постарайся уснуть. С аппаратом все в порядке? — спросил я Джинкса.
— Вполне. Отличная штука, — тут он извлек микрофон.
— Постарайся уснуть. С аппаратом все в порядке? — спросил я Джинкса.
— Вполне. Отличная штука, — тут он извлек микрофон. — Подыскиваю для него место.
Он уселся на диван и взял в руки небольшой радиоприемник, стоявший на столике, как бы примериваясь.
— Я спрячу его здесь, — наконец заговорил он, — вытащу динамик и поставлю на его место микрофон, думаю — сойдет.
— Я тоже об этом подумал. Как раз за этой стеной находится встроенный шкаф. Можно просверлить отверстие прямо за диваном, и никто ничего не заметит.
— Послушай… — перебил он. — Не надо за меня думать. Думай лучше за нее, а за меня не надо.
Когда все это закончится, все козыри будут в моих руках, и я покажу тебе, кто здесь думает.