Тулупы лежали рядышком с дровосеками.
— Дразнятся, сволочи! — пробормотал помощник колдуна. — Как не вовремя похолодало!
Холод в последние сутки стал намного злее, ясно чувствовалось приближение зимы. Еще день-два, и выпавший снег не растает, останется до весны.
Правич приказал ступе спуститься на землю, и усталым шагом направился к дровосекам. Проходя мимо костра, не сдержался, и постоял у огня, протягивая к нему ладони и нежась под удивительно приятным теплом.
Дровосеки перестали рубить чурки и уставились на Правича. Тот прикрыл глаза от удовольствия, и наслаждался долгожданным теплом до последнего: ноги отказывались двигаться прочь от костра до тех пор, пока Константин не почувствовал, что еще немного, и он перегреется.
— Добрый вечер, уважаемые! — поздоровался он, заставляя себя не смотреть на колуны в руках дровосеков. На ходу выдумывая легенду о появлении в здешних краях, он старался не привирать: чем больше обманешь, тем сложнее выпутаться. Не та ситуация, чтобы напрягать фантазию, хватит минимума лжи. — Не подскажете, куда я попал?
— А куда ты шел, добрый человек? — спросили дровосеки. Колуны все еще были у них в руках, и Правич понял, что обращение «добрый» звучит скорее из вежливости. Дровосеки рассматривали его лицо: после ударов Мартина оно несколько видоизменилось, и не сказать, что в лучшую сторону. С подобной физиономией нельзя совершать ошибки и злить людей: дровосеки моментально вспомнят классическую фразу о том, что «хороший незнакомец — мертвый незнакомец», и приведут реальность в соответствие с изречением.
— Собственно, я иду, куда глаза глядят! — пояснил помощник колдуна, наблюдая, как вытягиваются лица дровосеков.
— Да вы не подумайте чего лихого! Я не беглый каторжник, а добровольно странствую по миру. Позвольте представиться: путешественник-исследователь дальних земель, Константин Правич! А что костюм такой — так это я спасался от волков. Изрубил их оружием, сам весь в крови, — Правич повернулся спиной, чтобы дровосеки увидели окровавленную спину. — Забрался от них на дерево, но во сне упал, изодрал шубу, на лице синяков наставил. На спине сплошная болячка, могу даже показать, если не верите!
Кажется, поверили.
— Может, у вас найдутся лишний тулуп и брюки? — спросил Правич, — Я заплачу, не беспокойтесь, деньги у меня есть!
— Проходи в дом, добрый путешественник! — предложили дровосеки, — Там и поговорим. Нечего замершему человеку стоят на улице.
— Спасибо, уважаемые! — Правич искренне пожал им руки. Дровосеки прикинули, что на сегодня нарубили достаточно, набросали в костры с полсотни поленьев, и пошли в дом — поужинать и послушать рассказы нового знакомого о путешествиях.
Глава 7
Иван-царевич перелистывал страницы журнала, любуясь роскошными фотографиями космических просторов. Юлька исхитрилась-таки заинтересовать его инопланетными пейзажами настолько, что за последний журнал они взялись одновременно и теперь вырывали его друг у друга. Точнее, царевич размахивал журналом, стараясь отцепить от него куклу, намертво ухватившуюся за корешок обеими руками. Упрямая Юлька не сдавалась и возмущенно кричала:
— А-а-а! Я первая к нему подошла!
— А я первый на него посмотрел! — возмущался царевич. — Это ты перехватила мой взгляд и из вредности сиганула с кресла, словно тебя пнули в одно место! Отцепись от журнала, а то порвешь!
Кукла приросла к журналу, словно рыба-прилипала к акуле.
— А еще кричала, что сил у нее нет! — возмущался царевич, — Хватка, как у медвежьего капкана!
— Отдай журнал по-хорошему! — пригрозила Юлька. — А то укушу — больно будет!
— А вот и не укусишь! — Иван выставил перед лицом куклы правую ладонь. — Кусай, чего присматриваешься?
— Сначала руки вымой, грязнуля! — процедила кукла. — Я такие руки не кусаю, себе дороже.
Царевич отпустил журнал, тот вместе с Юлькой упал на пол и накрыл ее с головой.
— Ничего они не грязные! — сказал он. — Между прочим, мне скоро умирать, а тебе существовать до тех пор, пока моль не съест. Могла бы и подождать недельку.
— Ложка дорога к обеду! — сурово сказала кукла, карабкаясь на кресло. — Царевич, хватит стенать. Лучше подай мне журнальчик на умственное пропитание!
— Так и быть, читай, — Иван поднял журнал с пола и протянул его кукле, — Между прочим, я упомянул в завещании, чтобы после моей смерти духу твоего на этой планете не было!
Потрясенная кукла ахнула и воскликнула:
— Какой ты злой, царевич!
Иван укоризненно покачал головой.
— Глупая ты. Я же исполняю твою мечту о путешествии к звездам! — сказал он. — Увидишь космические дали воочию, а не в альбомах посредников. А этот журнал, бумажный суррогат реальности, оставь мне, смертельно больному человеку.
Кукла фыркнула.
— Ты — смертельно здоровый человек, царевич! — заявила она. — И не надо «ля-ля-тополя»! Твоему здоровью позавидуют миллионы. Не говори о том, что готов обменяться с ними, не сходя с места.
Не говори о том, что готов обменяться с ними, не сходя с места. Ты сидишь в доме, в тепле…
— …и слушаю нотации вредной куклы, — договорил Иван. — Ты не права, миллионы мне не завидуют, а сочувствуют, потому что твои подколки любого загонят в могилу раньше назначенного срока.