Она глубоко вдохнула, и тут доски ушли у нее из-под ног. Люк подхватил Элинор и держал, покуда она силилась восстановить равновесие в мире, где лужайка и деревья как будто стояли под углом, а небо шло кругом и заваливалось вбок.
— Элинор? — произнесла рядом Теодора. Слышались быстрые шаги доктора — он бежал к ним по террасе.
— От этого подлого дома только и жди подвоха, — сказал Люк.
— Элинор? — спросил доктор.
— Все хорошо. — Элинор тряхнула головой. Ее еще немного шатало. — Я откинулась, чтобы разглядеть крышу башни, и у меня поплыло перед глазами.
— Она стояла почти под сорок пять градусов, когда я ее подхватил, — сказал Люк.
— У меня сегодня раз или два было такое чувство, — сообщила Теодора, — будто я иду по стене.
— Отведите ее в дом, — распорядился доктор. — Внутри на самом деле гораздо легче.
— Правда, все уже прошло, — смущенно забормотала Элинор.
Она медленными, неуверенными шагами добралась до парадной двери, которая оказалась закрытой.
— Мы вроде бы ее подперли. — Голос Элинор дрогнул.
Доктор вышел вперед и толкнул тяжелую дверь. Вестибюль за время их отсутствия вернулся в исходное состояние: все двери, которые они оставили нараспашку, были аккуратно закрыты. Когда доктор распахнул дверь в бильярдную, то стало видно, что и дверь в столовую захлопнута, а стул, которым они ее придвинули, стоит на прежнем месте у стены. В будуаре и в гостиной, в салоне и в оранжерее двери и окна были закрыты, шторы задернуты. Повсюду вновь воцарилась тьма.
— Это миссис Дадли, — сказала Теодора, плетясь за доктором и Люком, которые быстро переходили из комнаты в комнату, распахивая и припирая двери, рывком отодвигая шторы и впуская в дом теплый сырой воздух. — Вчера миссис Дадли закрыла дверь, как только мы с Элинор отошли, потому что предпочитает закрывать их, не дожидаясь, пока они захлопнутся беспричинно. Двери должны быть закрыты, и окна должны быть закрыты, и тарелки должны быть на полках…
Она залилась дурацким смехом.
Двери должны быть закрыты, и окна должны быть закрыты, и тарелки должны быть на полках…
Она залилась дурацким смехом. Доктор обернулся к ней и раздраженно нахмурил брови.
— Миссис Дадли надо запомнить свое место. Иначе я сам приколочу двери гвоздями, чтобы не захлопывались.
Доктор свернул к проходу, ведущему в будуар, и с грохотом шваркнул дверью о стену.
— Главное, не выходить из себя, — добавил он, злобно пиная дверь.
— Херес в салоне перед ланчем, — дружески предложил Люк. — Дамы, прошу.
2
— Миссис Дадли, — сказал доктор, откладывая вилку, — суфле вам удалось.
Экономка мельком взглянула на него и ушла на кухню с пустым блюдом.
Доктор вздохнул и устало повел плечами.
— После вчерашнего ночного бодрствования мне надо вздремнуть днем, а вам, — обратился он к Элинор, — хорошо бы полежать часок. Возможно, всем нам не помешает регулярный дневной отдых.
— Ясно, — весело ответила Теодора. — Заведу себе привычку спать после ланча. Дома она может показаться странной, но тогда я объясню, что такое расписание было у нас в Хилл-хаусе.
— Допускаю, что мы не будем высыпаться по ночам, — сказал доктор, и едва ощутимый холодок пробежал над столом, приглушив блеск серебра и яркие цвета фарфора: легкое облачко, которое проплыло по комнате и привело за собой миссис Дадли.
— Без пяти два, — сказала она.
3
Элинор с удовольствием поспала бы днем. Вместо этого она лежала на кровати в зеленой комнате и смотрела, как Теодора красит ногти. Время от времени девушки лениво обменивались репликами. Элинор не смела признаться себе, что ушла сюда потому, что боялась остаться одна.
— Обожаю себя украшать, — сказала Теодора, любуясь своими пальцами. — Хорошо бы раскраситься с ног до головы.
Элинор устроилась поудобнее.
— Золотой краской, — бездумно ответила она.
Из-под полуприкрытых век сидящая на полу Теодора виделась ей неопределенным пятном цвета.
— Лак для ногтей, духи и соль для ванны, — произнесла Теодора таким тоном, будто перечисляла города на Ниле. — Тушь для ресниц. Ты слишком мало об этом думаешь.
Элинор рассмеялась и закрыла глаза совсем.
— Некогда, — сказала она.
— Что ж, — решительно объявила Теодора, — придется тебя перевоспитать. Терпеть не могу бесцветных женщин. — Она засмеялась, показывая, что дразнится, и продолжила: — Для начала я покрашу тебе ногти на ногах.
Элинор со смехом протянула босую ногу. Через мгновение она в полусне ощутила холодное прикосновение кисточки и вздрогнула.
— Уж наверняка такая прославленная гетера привыкла к услугам камеристок, — сказала Теодора. — У тебя пятки грязные.
Элинор в ужасе села и глянула на свои ноги: пятки действительно были грязные, а ногти — выкрашены алым.
— Это гадко, — выговорила она, готовая разрыдаться, и тут же невольно прыснула, увидев Теодорино лицо. — Я пойду вымою ноги.
— Ну ты даешь. — Теодора смотрела на нее во все глаза. — Глянь. У меня тоже пятки грязные, глупышка. Честное слово. Глянь же.
— И вообще я не люблю, когда меня обслуживают, — сказала Элинор.
— Ну ты и психованная! — весело ответила Теодора.
— Я не люблю чувствовать себя беспомощной. Моя мама…
— Твоя мама пришла бы в восторг от твоих красных ногтей, — сказала Теодора.
— Тебе очень идет.
Элинор снова посмотрела на свои ноги.