— Эгей!
Чиновники узнали Ишевика, Золотого Государя, который правил Варнарайном пятьсот лет назад, когда ойкумена простиралась за моря. Золотой Государь указал на пепельную половину и молвил:
— После смерти я был пожалован на должность бога?хранителя Варнарайна. Теперь, после завоевания, провинция распалась на две части. И пока Верхний Варнарайн и Нижний Варнарайн будут раздельно, у всех моих подчиненных будет скверный характер. И горные боги будут людям вредить, и речные.
Начальник округа протер глаза, смотрит — посреди торной дороги вырос трехсотлетний ясень, одна половина зеленая, другая засохла…
Как и обещал бог?хранитель, из переселения рудокопов проку не вышло. Каждый год плотины приходилось обновлять: подмоет и снесет, подмоет и снесет, гибли и люди, и скот. Говорили, что это от казнокрадства на строительстве.
* * *
А цеху оружейников стали поставлять сырье из соседней провинции. Утвердили новые образцы и расценки: тот теперь занимался тонкой работой для храмов и управ.
В городе была шайка скобяных торговцев, портили цену, промышляли схожим товаром, продавали его по цене ниже справедливой. Никак не могли вывести их на чистую воду — те давали большие взятки городскому судье. Рехетта, староста цеха, от этого ужасно горевал.
Городской судья, человек легкомысленный, однажды на казенном празднике стал смеяться над старостой цеха Рехеттой.
— Говорят, вы колдун. Покажите свое умение.
Тот, сорвав листок с грецкого ореха, протянул оный судье. Судья поглядел, — а это не листок, а список всей воровской шайки, на разноцветной бумаге, с золотой кистью.
— Ну и что, — говорит судья, — эти имена даже мне известны… При чем тут колдовство?
И порвал список.
Ночью судья умер. Прибежали бесы, выволокли душу серебряным крюком, подхватили под мышки и швырнули перед Парчовым Старцем. Парчовый Старец произвел дознание: все взятки до гроша подсчитали. Развели большой костер, стали лить золото прямо в глотку. Сначала сожгли рот, потом стало вариться в животе. Раньше чиновник радовался, если получал не бумажными деньгами, а золотом — а теперь так скорбел!
Вдруг вбегает порученец.
— Вы кого взяли, — кричит, — Судья, да не тот! Опять этот Рехетта подкупил приказных, чтобы напутали в списках!
Судью прогнали, утром он ожил. Встает: а сожженный список лежит на столе. Судья испугался, дал делу ход: преступники все отправились в каменоломни. С тех пор оружейников?кузнецов в городе еще больше боялись, а те, кто покупал у злоумышленников дешевый товар, их прямо?таки возненавидели.
С тех пор оружейников?кузнецов в городе еще больше боялись, а те, кто покупал у злоумышленников дешевый товар, их прямо?таки возненавидели.
Многие смеются над суевериями. Думается, однако — если не знамения и не приметы, что ограничивало бы произвол иных чиновников и даже, увы, Того, кто выше?
* * *
Даттам рос мальчиком сообразительным. Вышел императорский указ о том, чтоб заводить при городских управах часы, чиновники стали тоже заказывать себе часы. Вот Даттам и сделал баловство: часы размером с голубиное яйцо. Посмеялись. Потому что время вещь общая, как язык или земля, зачем она одному человеку? Цех подарил часы своему епарху.
Даттам был племянником Рехетты, старосты цеха и сына Небесного Кузнеца. Как известно, существует два рода колдунов — черные и белые. Белые колдуны — те, что значатся в государственных списках, а черные — те, что не значатся. Ремесло кузнеца тысячи лет окружено тайной, и Рехетта, староста цеха, значился белым кузнецом.
Для чего это делалось? А вот для чего: когда в управах составляют справедливые цены, исходят из количества труда, нужного для изготовления вещи. При этом в графу «труд священнодействия» смело ставят любую цифру, и поэтому ремесла, связанные с колдовством, не в пример выгоднее прочим. Однажды, говорят, даже столичные золотари сложились на взятку городскому чиновнику, чтобы тот разрешил завести им колдуна, но тут уж чиновник осерчал и воскликнул: «Не раньше, чем ваш колдун превратит при мне дерьмо в соловья, и не меньше, чем за двести тысяч!»
Когда Даттаму исполнилось пятнадцать лет, Рехетта повез его в горы, в заброшенный храм Небесного Кузнеца. Крыша обвалилась, поросла травой, смотришь вверх, как из могилы. А на стенах роспись: колонны, залы, Золотой Государь, волосы девушек полны жемчугами и бирюзой.
Ночью Рехетта разбудил Даттама. Было темно, хоть глаз выколи. Рехетта вырезал из бумаги кружок, прилепил к руке: оказалась луна. Вскоре дошли до Яшмовой Горы: двери распахнуты, кругом нефритовые колонны, жемчужные пологи… их уже ждали.
— Вот, — сказал Рехетта, — привел.
Золотой Государь Ишевик взял Даттама за подбородок, засмеялся:
— Не зря я с твоей матерью грешил!
И надел на шею печатку со своим ликом. Воротились только к утру, легли спать. Утром Даттам проснулся: глядь, у него на шее золотой ишевик на шелковом шнурке. Даттам показал ишевик дяде. Тот раскричался:
— Что за чушь? Никуда я тебя не водил, и вообще тебе все приснилось! Не для того мы, щенок, сюда приехали!
«Золотые государи» тогда были вещью запретной. Во?первых, золото в частных руках, во?вторых, императорский лик на деньгах — как можно?