— Отчего это он такой свежий?
Велел схватить проводника, повесить рядом и бить палками. Юноша сначала упорствовал, потом сознался:
— Брат хотел заманить вас в ловушку, в ущелье — засада.
— Видно, эта сволочь и в самом деле торговала зерном! — воскликнул тысячник Шемад.
Даттам кинулся в Анхель, но было уже поздно: на пути столкнулся с бегущими повстанцами. Баршарг, увы, спрятал иглу в вате! Заманил Нейена в свой город, перерезал его людей, переодел солдат в их одежду и в ту же ночь на рассвете с безумной дерзостью проник в Анхель.
И надо же было такому случиться, что именно в эту ночь в Анхель пришли храмовые баржи с рисом.
Некоторые потом говорили, что Рехетта заранее через своих маленьких человечков знал, что Баршарг — изменник, и хотел погубить Нейена и Даттама. Достоверно известно только одно: как войска Даттама ушли от катальпы в зеленом ущелье, мертвец сорвался с ветки, хлопнулся оземь и предстал перед Парчовым Старцем Бужвой:
— Даттам избег воли Неба. А почему? Потому что не верит не только в богов, но и в людей… Разве это может быть терпимо?
* * *
Через неделю Даттам нарядился в зеленый плащ монаха?шакуника и отправился в столицу провинции выяснять у храма Шакуника судьбу купленного им риса. Была середина лета, сушь, в каналах и канавках сухой гной: это Бажар разрушил дамбы левого Орха, и еще под самым городом гусеницы перекрошили землю. Во рту у Даттама тоже стало сухо: он почувствовал, что болен.
Даттам прошел по городу: объявлений новой власти никто не срывал и не ел. В одном из объявлений за его голову давали две тысячи и говорили, что это его огненные забавы спалили год назад рисовые склады. Вдруг раздались радостные клики, загустела толпа. Даттам подошел: посереди ликующего народа стоял человек в небесно?голубом кафтане и читал такой указ:
— Отчего случилось восстание? Оттого, что чиновники прежней власти угнетали народ. Души их почернели от жадности, зубы народа — от гнилых корней. Увы! Мы, император Великого Света, небрежно исполняли веления богов! Почему же коварные царедворцы не укоряли нас за это? Если бы народ не угнетали и не обманывали — неужели бы взялись за оружие!
Что это? — стал расспрашивать Даттам, — и что же услышал! Как раз в это время государь узнал о размерах бедствия и ужаснулся. Сместил виновников с должностей, а иные умерли от огорчения. Господин Падашна, мучимый раскаянием, отказался от должности наследника и удалился в монастырь, а наследником государь по совету людей благоразумных избрал своего троюродного племянника Харсому. Тот немедленно отправился в Варнарайн во главе войск.
В списке чиновников, сопровождавших нового экзарха, значился и Арфарра — не стал?таки монахом… У Даттама в голове все как?то смеялось, он подумал: Харсома — мой друг, с Харсомой я договорюсь о сдаче. Как Баршарг… Баршарг, стало быть, действовал тоже по приказу Харсомы…
Даттам отправился в храм Шакуника.
У входа в храм людей было больше, чем травы в поле, — храм раздавал голодающим рис.
Главное здание храма стояло на площади, по витой лесенке на колокольню бежал монах, и колокольня была такая высокая, что, казалось, вместо колокола на ней повешено солнце. А сам храм — как колесница: на восьми стенах — восемь колес, восемь колес о восьми спицах, в каждой спице восемь шагов. Воры побоялись, власти остереглись — хватать колесо за спицы…
Вдруг рядом — женский голос:
— Слышь, монашек, — а у входа в храм с утра чегой?то обыскивают…
Даттам вздрогнул и понял, чей рис храм раздает голодающим… Пошел бочком из толпы. Глядь — в переулке конный патруль:
— Что?то этот монах больно похож на мятежника.
Тут же его схватили четверо за руки и поставили перед начальником. Тот сидел на коне и держал меч в левой руке, а щит в правой. А начальник, надо сказать, и не думал, что перед ним повстанец, а просто накануне проигрался в кости и хотел получить с прохожего на отыгрыш.
— Ты кто таков?
Даттам промолчал, а в народе стали кричать:
— Совести у вас нет! Государь амнистию объявил, а вам — на аресте нажиться…
Рядом со стражниками стоял мальчишка?разносчик, державший на голове плоскую корзину с салатовыми кочанами и жареным гусем. Один из стражников вытащил гуся из корзинки и начал есть. Тут разносчик обиделся, — шварк корзинкой о голову стражника. Кочны так запрыгали по мостовой. А Даттам вырвался из рук стражников, подскочил к начальнику и ударил по щиту ногой. Щит прыгнул и своротил тому всю челюсть. Другого стражника Даттам заколол ножом и бросился бежать.
— Вот это молодец! — кричали в толпе.
А Даттаму совсем стало плохо. Он добежал до городских ворот, принял степенный вид и даже понять не может — это желтые куртки или желтые пятна у ворот. Разобрался, наконец, что куртки. Потихоньку прошел колоннадой синего храма и вылез из города по старому водопроводу, разрушенному его машинами.
Даттам побежал по дороге прочь от столицы: солнце палило над самой головой, все деревья покорежились и увяли, вдоль дороги — только столбы с предписаниями и без тени. И у самого седьмого столба прямо под иршахчановым оком — кучка всадников, и свернуть некуда. Поравнялись; на переднем всаднике бирюзовый кафтан, трехцветный шнур по оплечью, и глаза золотые, как яшмовая печать — секретарь экзарха, Арфарра.