Итак, Джонсон был-таки на моей стороне! Желая спасти меня и пытаясь предупредить власти о том, что происходит на борту «Скитальца», он вызвал всю ту катастрофу, что привела к его гибели.
Это было ужасно. Джонсон действительно пытался спасти меня. И вот убийца просит меня доставить его в безопасное место. Но если я этого не сделаю, погибнут еще несколько человек. Пусть некоторые из них и заслуживают смерти — но уж во всяком случае не такой, какую приготовил для них Шоу. Я глубоко вздохнул. Плечи мои опустились, когда я дал согласие. Всякие подвиги казались теперь бессмысленными.
— Но вы даете слово, что ни с кем ничего не случится, если я выполню все ваши требования?
— Даю вам слово.
— В таком случае — хорошо, генерал Шоу. Я поведу этот проклятый корабль.
— Весьма разумное решение, дружище, — заявил Шоу, сияя, и хлопнул меня по плечу. Он наконец убрал свой револьвер.
Когда я вошел в рубку, ужас мой только усилился при виде огромного количества крови. Забрызгано было все — переборки, пол, приборы. По крайней мере одного человека застрелили здесь в упор — вероятно, несчастного Барри. Рулевые стояли на местах, бледные и растерянные. По двое бандитов охраняли каждого из них справа и слева; патронные ленты пересекались у негодяев на груди, пояса топорщились кинжалами и огнестрельным оружием. Никогда в жизни не видел я такой смертоносной банды, как свора Шоу. Никто не предпринимал ни малейших попыток прибрать беспорядок; карты и лоции все еще валялись на полу, частью пропитанные кровью.
— Я ничего не могу делать, пока здесь не приберутся, — мрачно заявил я. Шоу сказал что-то на кантонском диалекте, после чего двое бандитов ушли из рубки и возвратились с ведрами и тряпками. Покуда они были заняты делом, я осматривал приборы, чтобы убедиться в их пригодности. Если не считать пары царапин на корпусах, серьезных повреждений не имелось. Только рация выглядела так, словно кто-то уничтожал ее с полным знанием дела. Может быть, сам Джонсон — прежде чем выбежать в наружную галерею.
Наконец бандиты закончили уборку. Шоу указал на контрольные приборы. Мы летели очень низко, чуть выше трехсот футов, — это было опасно.
Шоу указал на контрольные приборы. Мы летели очень низко, чуть выше трехсот футов, — это было опасно.
— Поднимитесь на семьсот футов, штурман, — мрачно приказал я. Без единого слова штурман повиновался. Нос корабля задрался вверх. Шоу сощурил глаза, его рука легла на кобуру, но затем мы выровняли корабль уже на нужной высоте. Я отыскал соответствующие карты Китая и углубился в них.
— Думаю, смогу доставить нас в Вэйчан, — сказал я. В случае необходимости мы могли бы лететь над железнодорожной линией, однако я сомневался в том, что Шоу потерпел бы малейшее промедление. Все говорило за то, что он спешил еще до завтрашнего утра оказаться на своей территории. — Но прежде я хотел бы убедиться в том, что капитан Корженевский и остальные еще живы.
Шоу сжал губы и бросил на меня злой взгляд. Затем резко повернулся:
— Хорошо. Идите за мной!
Снова приказ на диалекте, и один из бандитов пристроился за моей спиной.
Мы подошли к каюте. Шоу снял с пояса ключ и отпер дверь.
Три измученных лица смотрели на нас из полутьмы. Голова капитана Корженевского, обвязанная толстым слоем промокших от крови повязок, покоилась на коленях его дочери. Его лицо было пепельным, и выглядел он намного старше, чем я помнил его с последней нашей встречи. Казалось, он не узнает меня. Уна Перс-сон бросила на Шоу взгляд, полный ненависти. Ее волосы были растрепаны, она выглядела так, точно недавно плакала.
Дутчке взглянул на нас и отвел глаза.
— Как вы.., у вас все в порядке? — мой вопрос прозвучал довольно глупо.
— Мы еще живы, мистер Бастэйбл, — горько отозвался Дутчке, встал и повернулся к нам спиной. — Вы ведь это хотели узнать?
— Я пытаюсь спасти вам жизнь, — сказал я чуть более высокомерно, чем требовали обстоятельства. Однако я хотел дать им понять, что человек моего склада способен проявлять великодушие к своим врагам. — Я отведу этот корабль на базу генерала Шоу. Он сказал, что не убьет никого из нас, если я это сделаю.
— После всего случившегося этой ночью не стоит так уж полагаться на его слово, — заметил Дутчке. Он издал странный хрипловатый смешок. — Удивительно, вы находили нашу политику такой противоестественной, а теперь с полнейшим спокойствием делаете с ним одно дело.
— Он не политик, — ответил я. — Не говоря уж о том, что это не играло бы сейчас никакой роли. Все карты на руках у него — Кроме той, которую разыгрываю сейчас я.
— Доброй ночи, мистер Бастэйбл, — сказала Уна Перссон и погладила отца по волосам. — Я верю, намерения у вас хорошие. Спасибо.
Растерянный, я вышел из каюты и возвратился в рубку.
Наутро мы были в Вэйчане, и Шоу держался куда более спокойно, чем ночью. Он дошел даже до того, что предложил мне трубку с опиумом, которую я категорически отклонил. В те дни я считал опиум отвратительной штукой — одно это уже показывает, насколько я изменился, не так ли?
Вэйчан довольно крупный город, но мы прилетели туда еще до того, как он проснулся; миновали крыши-террасы, пагоды, маленькие, крытые голубым домики. Шоу показывал, куда нам следует держать курс.