На третьей или четвертой истории о подвигах Педро Вислоухого (которая мало чем отличалась от первой и второй) их все-таки перебили. Топот копыт и бряцанье шпор Кантор услышал задолго до того, как новые посетители вошли в зал, но, когда они уже были под дверью, из нескольких произнесенных слов стало ясно, что дослушать не удастся.
Почему некоторым людям, чтобы ощутить уважение к самим себе, непременно требуется отворять двери пинком, обращаться к окружающим с хамским неуважением, размахивать оружием и корчить из себя властелина мира и вершителя судеб? Почему они не могут радоваться жизни, не унизив предварительно хоть кого-нибудь и не вытерев об него сапоги? Не потому ли, что подобное свинство заменяет им чувство собственного достоинства, о котором они не имеют понятия и которого полностью лишены?
Примерно такое философское рассуждение выдал поэтичный принц-бастард, одним беглым взглядом оценив четверых молодчиков, поведение коих в точности с упомянутым рассуждением совпадало. Молодые, самоуверенные, переполненные безграничным гонором, парни явно чувствовали себя хозяевами жизни и ни мгновения не сомневались, что один пистолет на четверых является достаточным основанием ни с кем не считаться. Ортанского языка они, разумеется, не знали (трудно сказать, к сожалению или к счастью), а спокойный, слегка мечтательный тон, каким Элмар обычно излагал свои размышления о несовершенном устройстве мира, никак не мог подтолкнуть их к правильному пониманию происходящего. Однако у них все же хватило ума сообразить, что группа из восьми вооруженных мужчин может ущемить их самоуважение и здорово повредить авторитету в глазах остальной публики, поэтому гордый обладатель огнестрельного оружия первым делом направил ствол в их сторону, внушительно порекомендовав сидеть и не лезть не в свое дело, пока их не начали грабить.
Второй направился к стойке, требуя лучшего вина, какое найдется в этой помойке, и обещая спалить тут все, если, не доведи небо, ему это вино не понравится. При этом он так неаккуратно размахивал взведенным арбалетом, что Кантор едва удержался, чтобы не крикнуть: «Ложись!» А оставшиеся двое бросились к столику, где сидел незадачливый воздыхатель со своими приятелями.
— Ага, вот тебя-то я и искал! — проорал упитанный крепыш в щегольской куртке, слегка тесноватой в талии. — Если ты, жук навозный, еще хоть приблизишься к Хуаните, я протащу тебя за лошадью от твоего дома до этого самого кабака, а потом то, что от тебя останется, повешу на ближайшем дереве! — Подкрепив свое заявление не очень точной, но весьма увесистой зуботычиной, он еще немного попинал упавшего соперника ногами, добился заверения в полном понимании вопроса и обещания обходить Хуаниту десятой дорогой и переключился на дружинника: — А ты опять здесь околачиваешься? Тебя предупреждали, чтобы ты не высовывал носа из своей норы? Тебе говорили передать своему дону Херинельдо, чтобы перестал кропать жалобы в столицу и снаряжать идиотов вроде тебя на поиски каких-нибудь героев?
— Я ему передал, — относительно твердо ответил парень, но лицо его при этом потеряло всякий цвет.
— И ты опять здесь, и опять с очередной кляузой?
— Пабло, отстань, мы просто зашли выпить!
«Ага…» — сам себе сказал Кантор, а вслух произнес:
— Ребята, хоть одного надо живым оставить, это наши клиенты.
— И ты опять здесь, и опять с очередной кляузой?
— Пабло, отстань, мы просто зашли выпить!
«Ага…» — сам себе сказал Кантор, а вслух произнес:
— Ребята, хоть одного надо живым оставить, это наши клиенты.
Упомянутые жалобы дона Херинельдо он лично читал несколько дней назад в надежде почерпнуть оттуда какую-нибудь полезную информацию и был очень разочарован. А теперь оказалось, что полезная информация там все же содержалась. Подпись.
— А ну-ка, приподнимите задницы с лавки, — предложил Элмар, на глаз оценивая расстояние до стрелка.
— Не надо, — ухмыльнулся гном. — Он так удачно стоит сзади Гиппократа… А бедняга так жаждал подраться…
Мафей, опустив глаза, сосредоточенно шевелил губами. Между сведенными кончиками его пальцев уже замерцал голубоватый свет.
— Твой — у стойки, — поспешно предупредил Кантор.
— Говорите по-людски! — занервничал стрелок. — Понаехали тут, не пойми чего лопочут!
— Они иностранцы, — пояснил Кантор. — Они не понимают.
— Тупые какие-то — по-мистралийски не понимают! А что они тут делают, да еще с такой лошадью?
— Тебе-то какое дело? Мы ж тебя не спрашиваем, что ты тут делаешь.
— Давай их все-таки ограбим, а? — отозвался его приятель у стойки, оторвавшись от дегустации, и выровнял наконец арбалет.
— Погоди! — крикнул Пабло, пытаясь выволочь из-за стола упирающегося гонца. — Сейчас мы эту крысу повесим и потом вместе ограбим! А то я тебя знаю, опять половину наличных сопрешь!
— Эй, эй! — забеспокоился хозяин. — Договаривались же — здесь никого не грабить и не убивать! Пять атаманов в этом самом зале…
— Заткнись, козел! — Арбалетчик стукнул кулаком по стойке. Оружие, которое он держал в другой руке, выписало очередной хинский иероглиф, но каким-то чудом не выстрелило. — Мы здесь решаем, кого и где грабить! А будешь болтать — спалим твой сарай и скажем, что это не мы!