Олег отвернулся, прошел к свободному месту за одним из длинных грязных столов, уселся на лавку. На него косились: бедные поршни плохо сочетались с вполне еще справной по местным меркам курткой-косухой и особенно с саблей на боку. Лезвия не видно, но медная чашка гарды и рукоять из пластиковых дисков всех цветов радуги не могла не привлекать внимания… Спохватившись, ведун стащил с головы платок, завязанный на манер банданы, — так тут тоже не носили.
— Ой, люли-люли-люли… — негромко пропел за соседним столом худой малый с испитым лицом, погремел маленьким бубном. — Как да нашего кота прищемили ворота…
— Закрой пасть! — рявкнул его толстый, богато одетый сосед, на миг оторвав косматую голову от столешницы.
— Плачет котик в воротах, кошки ждут его в кустах… — неуверенно продолжил скоморох и печально положил бубен на стол. — А вот были и у меня раньше сапоги. Красивые, да со шпорами, а к шпорам конь, а на коне невеста!
— Все ты брешешь, — ухмыльнулся сидевший рядом с ведуном мужик, который обгладывал здоровенную кость, роняя на бороду капли жира.
— Правду говорю!
— Брешешь. Вам, скоморошьему племени, на роду написано все, что есть, на бражку выменивать. С вечера тут сидит и побирается! — пожаловался бородач ведуну. — Меня Глебом звать, на торги вот ездил да от своих отстал, а вообще-то — хозяин, из Озерцов. А ты откель будешь? Не в нашу ли сторону путь держишь? Товарищу завсегда рад.
— Олегом кличут. — Тут подручный хозяина корчмы, сопливый прыщавый отрок, принес щей, и ведун достал из сумки свою потертую серебряную ложку. — Брожу, мир смотрю.
— Красивая у тебя сабля. — Глеб не стал задавать лишних вопросов о причинах «брожения». — И одежда вроде наша, а вроде какая-то сорочинская. Другой бы помыслил: лихой человек, а я сразу чую доброго товарища. Так не в наши ли края путь держишь? Озерцы тут недалече и…
— Нет, — помотал головой ведун, с наслаждением отхлебывая пьянящий квас. — Да и устал, спать хочу.
— Ну, тогда ладно, — сразу согласился Глеб. — Я-то скоро тронусь. Солнце уж высоко, скоро народ на тракте появится, да и здесь шумно станет. Жена заждалась, опять молвит: все домой, а ты в корчму… Да ничего, она сбрешет — я послушаю. Вот и замолчит.
— А сказывают, ночами в этих краях оборотень пошаливает! — некстати заявил скоморох и быстро подсел. — Вот страху-то! Не боишься, хозяин справный, что повстречает он тебя?
— Дурень! — Глеб закончил с костью и звонко стукнул ею в лоб скомороху. — Оттого я ночь тут и провалялся, чтобы с пьяных глаз в лес не забрести. А про оборотня давно известно, медведь даже в дома вламывался. Но это далеко от моих Озерцов.
— А что же, днем нечисть не может одинокого путника подстеречь? Не может?! — загорелся скоморох, потирая лоб. — Вот тебе не стану, а путнику Олегу спою. Ой, люли-люли…
— Заткни пасть! — опять потребовал толстяк. — Хозяин, выкинь его!
— Тебе самому пора уж давно, — заметил богатырь, опять опершийся на локти за своим столом. — Ну-ка, сынок, иди разбуди всех, что по лавкам дрыхнут, да скажи: пусть или просят чего, или проваливают. Полдень скоро.
Отрок послушно поплелся толкать с вечера оставшийся в корчме люд. Закончив со щами, в которые неплохо было бы хоть капнуть сметаны, Олег придвинул к себе горшок с кашей. Ароматной, жирной, с тмином, солониной и перцем. Удивительно, до чего наваристые, вкусные каши ели предки! Ради такой пищи картошку можно обратно в Америку отправить. Вот только еще бы разок попробовать…
Середин вздохнул, но после первой же ложки гречневой каши временно забыл о своей тоске по картофелю, лифтам и бутылочному пиву. Бражка дождалась своей очереди, Олег отведал и ее, найдя, как всегда, крепкой и вкусной.
— Нет никаких оборотней! — заявил вдруг проходивший между столами к дверям человек. — Есть лишь диавол, внушающий некрепким духом свои мерзости! А следует его перекрестить и плюнуть, а сперва самому креститься. Помощи у Господа нашего искать следует, как…
— Ой, люли-люли-люли!!! — визгливо взвыл скоморох и сорвался с места в неуклюжий танец.
— Раз сложил наш грек персты, наложить на всех кресты! Но народ вместо креста уронил его с моста!
«Не больно-то складно, — отметил про себя Олег. — И громко. Наверное, толстый его сейчас вытолкает».
— Хозяин! Налей дураку! — вместо этого потребовал здоровяк. — Слышь, скоморох! Дашь еще пинка колдуну греческому, так и закуски получишь!
Но на пинок скоморох не решился: христианин отмахнулся от глумящегося тяжелым посохом, а в глазах его читалась готовность схватиться хоть со всем миром и пострадать за убеждения. Однако достойного противника не нашлось, и адепт византийской веры гордо удалился.
— Ой, люли-люли…
— А теперича заткни пасть! — Толстяк опять уронил голову.
— У нас в Озерцах оборотней нет… — продолжил разговор Глеб, задумчиво прихлебывая квас. — На Сером болоте, где, сказывают, некогда чудское кладбище было, много всякой гадости, да она к деревням соваться боится… А на полдень от нас, за Еловым лесом, спокон веку страшное творится…
— А ну, не поминай, — потребовал до того молчавший старик по левую руку от Олега. Почти беззубым ртом он очень медленно, едва ли не по крупинке, поглощал такую же кашу.