Следовательно, чтобы завтра птицы были снова способны к полёту, нужно было думать о приземлении.
Но Нишапр всё летел и летел впереди, он даже оглядываться стал реже. Видимо, что-то различал в тумане. А потом всё разом завершилось.
Нимало не смущаясь плотной и, как показалось Тролу, толстой ватой низких туч, имперец стал спускаться, а ещё через десяток минут полёта вдруг, вынырнув из последней тучи, чуть не на месте заложил поворот. Трол догнал его и тогда различил внизу какие-то развалины… Вернее, это была груда обгоревших, местами даже оплавившихся камней. Точность, с которой Нишапр вышел на место, где они убили Табира и уничтожили капище д’Авола, просто поражала.
Пролетев над развалинами строения на высоте футов двадцати, Нишапр поднял свою птицу до высоты, на которой её удерживал Трол, и прокричал, пытаясь преодолеть свист ветра в ушах:
— Кажется, это то самое место.
Трол тоже осторожно, словно шёл по тонкому, хрупкому льду, снизился, полетал над оплавленными камнями, потом уверенно повёл свою птицу на посадку. Она плюхнулась в глубокий, человеку по пояс будет, снег чуть не с криком облегчения. И несколько раньше, чем хотелось бы Тролу. Сползая с неё, Трол оценил свою посадку как весьма неудачную, потому что теперь до капища необходимо было топать на своих двоих почти три фарлонга, не меньше.
Когда он с Ибраилом, который не пожелал вылезать из седла и спускаться в снег, всё-таки добрёл до камней, некогда бывших стенами прямоугольного храма, Нишапр уже был там и даже начал кормить свою птицу. Фламинго Трола тоже набросился на еду, словно голодал неделю. Но сейчас это было хорошо, потому что птицы предоставили людям возможность заняться тем, ради чего они сюда добрались.
Первым делом Нишапр обошёл алтарь, над которым обвалился каменный свод, и тщательно измерил его. Результат своих умозаключений он огласил чуть прерывающимся от волнения голосом:
— Или линза куда больше, чем мы думали, или…
— Но в камне хоть что-то есть? — спросил его Трол.
— Есть, — уверенно ответил Ибраил. — Теперь и я чувствую. — Он помолчал, закрыв глаза, сосредоточиваясь на своих ощущениях. — Даже удивительно, как я прошлый раз ничего не почувствовал. Наверное, магическая пелена д’Авола была слишком плотной… Но это не объяснение, всё равно должен был почувствовать.
Отведя птиц и Трола с Ибраилом на сотню шагов в сторону, чтобы не было никаких неприятных неожиданностей, Нишапр принялся колдовать. Глядя на его работу, Трол отчётливо понял, что никогда не сможет стать магом даже средней руки. Уж очень это дело было сложным, слишком много силы и умения для этого требовалось, а может быть, даже что-то ещё, например, талант.
Нишапр ходил вокруг развалин, поднимал руки, выкрикивал заклинания на неизвестном языке, лишь иногда прерываемом фойскими и вендийскими фразами, и работал на ментальном уровне так, что даже Ибраил иногда тряс от изумления головой. Осознать во всей глубине магическую технику Нишапра он порой даже не пытался. Только произнёс:
— Никогда не понимал принципы магии минералов… Трудное искусство.
Когда Нишапр прочитал как минимум половину заклинания, камни стали реагировать на его воздействие. Сначала самые лёгкие из них покатились в сторону, освобождая главный алтарь капища. Потом какой-то блок раскололся, и его обломки тоже отползли в стороны, обнажая сам алтарь. То же произошло и с другим блоком, который, как показалось Тролу, ничуть бы им не помешал… Но, видимо, это были издержки заклинания Нишапра, он просто не сумел действовать точнее, хотя ошибку следовало признать простительной.
А потом вдруг алтарь обнажился и сразу подставил свои оплавившиеся бока уже слабеющему свету зимнего дня.
Нишапр на время перестал колдовать. Он ещё раз обошёл, вернее, облазил этот камень, в котором от первоначальной формы уже почти ничего не осталось. Его поверхность поблёскивала, как мутное стекло, а острые, вырубленные зубилом и долотом углы оплыли, словно весенний снег.
Побродив, Нишапр весело оглянулся на Ибраила.
— Ну что, начинаем финальную фазу? Только не подходите ближе, а не то не ровен час…
Он снова стал отчитывать новое заклинание. Теперь он не кричал, говорил в четверть голоса. Но эффект от этого был не меньше, чем вначале. Только немного другой.
Сначала камень, словно бы приподнявшись, выдернулся из мёрзлого грунта, в который был помещён. Потом снова осел и… стал размягчаться. А потом от него стали откалываться слоистые, похожие на черепки от разбитого кувшина, чешуи. По краям они были такими острыми, что ими можно было резать, как ножом.
И вдруг под одним из отвалившихся кусков камня блеснуло что-то зелёное, сверкающее глубиной моря и, вместе с тем, переливами высокого неба, каким оно иногда становится на закате. Отпал ещё один кусок, ещё… И теперь из камня выступала сложная, похожая на застывшее разноцветное пламя стеклянная форма. Иногда она причудливо составлялась из серебряных нитей, бронзовых и золотых пластин. Иногда горный хрусталь перетекал без видимой границы в какой-то другой камень — гранит, хризолит, полированную яшму или даже едва обработанные рубины. Ничего более странного и вместе с тем прекрасного Трол не видел в жизни. Представить, как работает эта магическая машина, если это действительно она, было невозможно.