— Чувствуй себя, как дома, — сказала она.
— Это значит — приготовиться мыть посуду? У тебя тут хорошие запоры?
— Чего ты боишься, у тебя же оружие, — упрекнула она.
— Зарядов нет.
— Сейчас проверим.
Кажется, два или три раза звонил телефон, но никто и не подумал обратить на него внимания. Прошло черт знает сколько времени, пока они в первый раз пришли в себя. Комфортабельная комната, небольшое жилище рядом с кабинетом врача, была наполнена их дыханием. Сознание возвращалось медленно.
Сознание возвращалось медленно.
— Ах ты… русский, — неожиданно она не нашла другого слова. Но тут же исправилась: — Мой человек. Знаешь, я с первого взгляда поняла, что в тебе есть что-то… такое.
— Конечно, — откликнулся он, — какой еще дурак, кроме русского, станет тащить на себе женщину столько километров, чтобы сделать то, что можно было еще на берегу, в кустах… А ты кошка.
— Ну нет, там тебе до этого было еще очень далеко. Почему — кошка?
— Не уверен, но ощущение именно такое.
— Поэтому ты ласкаешь меня так нежно? Можно подумать, что ты мальчик, а я у тебя — первая в жизни, — она засмеялась безмятежно и счастливо. — Попробовал бы ты сказать иначе.
— Это правда.
— А почему все-таки кошка?
— Потому что ты сказала — с первого взгляда. Но мы встретились в темноте. Если ты там смогла увидеть меня, значит — кошка.
— Я — сиамская, — сказала она. — Но тебя действительно почувствовала сразу — угадала по голосу.
— Знаешь, я только сейчас понял: там, на берегу, я страшно ревновал к Граве. Ты так к нему прижалась…
— Ничего. Зато сейчас я прижмусь к тебе… вот так…
— Ты… — проговорил он, снова теряя рассудок.
Во второй раз они очнулись, когда было уже совсем темно.
— Раз, два, три, четыре…
— Что ты считаешь?
— Подожди, дай закончить. Дюймы. Ну, разве можно пользоваться этим, нападая на маленькую, усталую женщину? Ты маньяк, вот ты кто. Ты долго тренировался перед тем, как наброситься на меня?
— Я проходил специальную школу в Тибете, — сказал он, — и сдал экзамены, и только тогда получил разрешение разыскать тебя. Мне сказали, что ты — моя половинка.
— Они угадали, — ответила она, — и в этом твое несчастье.
— Почему?
— Потому, что кончилась твоя привольная жизнь. Теперь ты не избавишься от меня ни в этом, ни в том мире.
— А ты веришь в тот мир? — спросил он серьезно?
— Конечно — иначе этот ничего не стоил бы.
— Ладно, — сказал он, — согласен и на тот. Но и ты никогда больше не станешь прижиматься ко всяким сумасшедшим.
— Сейчас тебе станет очень смешно, — сказала она. — Потому что на самом деле я себе позволяла очень редко. Разве что на словах.
— Почему?
— Потому, что когда изображаешь себя такой, вы, мужчины, молчаливо признаете за мной право выбора. И не лезете так нагло, как к другим, изображающим робость и неопытность.
— Может быть, — согласился он, но только я никогда не лез нагло. Не умею.
— Тебе так не больно?
— Нет, — сказал он. — позволяю тебе это, и еще многое другое.
— Совсем темно, — сказала она, когда прошел еще, быть может, час. — Странно, что все спокойно. Может, мы и вправду ошибались?
— Ну и черт с ним.
— Смешно, но я жутко голодна. Зря мы не взяли ничего с собой. Спустимся, поедим чего-нибудь.
— Ох, — сказал он, — это слишком трудно: придется одеваться, я подозреваю, что на тебе сейчас ничего.
— В самом деле? Господи, до чего неприлично. А еще хуже — что и ты совершенно голый.
Ну что же, пойдем так, не станем терять времени на одевание.
— Я могу, — сказал он. — Но я уже говорил, что нет патронов.
— Зачем они тебе?
— Стрелять в тех, кто там сразу набросится на тебя.
— Я думаю, — сказала она, — что им сейчас не до этого. У них свои проблемы, — да и жены рядом.
— Все равно могут, — сказал он. — Это будет своего рода ремиссия — перед смертью.
— Почему перед смертью? — она повернулась на бок и приподнялась на локте.
— Потому что те нападут. А здешний люд — никудышные вояки, да и оружия нет…
Эти слова окончательно вернули их в тот мир, что находился за стенами комнаты. Ева встала и начала шарить вокруг в поисках белья и одежды.
— Зажги свет, — посоветовал он.
— Да, — ответила она, — я как-то забыла об этом…
— Тут обо всем на свете можно забыть, — мысленно согласился он, — да и стоило бы.
Вспыхнул свет.
— Обожди еще минутку, — попросил он, — постой так.
Ева повернулась вокруг оси, словно манекенщица.
— Устраивает?
— Теперь побыстрее одевайся, — сказал он, — не то я ослепну, а слепой — никудышный стрелок. Хотя на худой конец могу и по звуку.
Он встал с кровати.
— Черт, голова кружится.
— Я же говорила — пора поесть. Дети должны питаться регулярно и качественно. Я имею в виду тебя.
— Ты просто боишься, что я сожру тебя, если ты не подсунешь мне чего-нибудь другого.
— Ну, — сказала она, — кошек не едят.
— Знаешь, бывает, что и кошек, и не только…
— Не надо, — сказал Ева, — мне противно.
— Извини, не буду, — ответил он и подумал: все-таки мы из разных миров. Во всяком случае, по происхождению, хотя сейчас мы с ней — один мир, неразделимый.
Ева, уже одетая и причесанная, подошла к нему:
— Клянусь тебе: никогда, никогда у нас не будет иначе. Даже потом, намного позже, когда что-то уйдет, все равно никогда не будет иначе.