— Ах, да, Мещерски, — сказал Милов с понимающим видом, — Ну конечно, как же я сразу не подумал! Кстати, а кто такой этот Мещерски?
Тут они оба расхохотались.
— Нет, Дан, в покер с вами я не сяду, — сказал, посмеявшись, Гектор. — Я, было, и вправду поверил, что вы в курсе всех дел. Мещерски — это тот, кто выступал на площади вслед за Растабеллом. Глава добровольческого движения, председатель партии борьбы за жизнь, и так далее.
— Высоко залез, — сказал Милов. — Судя по фамилии, он мой соотчич? Из эмигрантов, что ли?
— Нет, не думаю, чтобы он был русским — возможно, кто-то из предков, но вообще-то он свой род ведет, по слухам, от каких-то греков или из тех краев, во всяком случае.
— Интересно, — проговорил задумчиво Милов. — Деятель культуры и глава штурмовиков — в одной упряжке?..
— Ну, это до поры до времени, — уверенно молвил Гектор, — Растабелла они сразу же, как только утвердятся у власти, ну, не то чтобы выкинут, но сделают из него — как это у вас, русских, называется — образец…
— Образ, — поправил Милов, — икону, вы это имели в виду?
— Вот-вот, и будут ему поклоняться, но делать-то станут по-своему.
— Ясно, — сказал Милов и встал. — Ева, — позвал он осторожно: женщина лежала с закрытыми глазами и отозвалась лишь на повторное обращение. — Вам что-нибудь нужно?
— Спасибо, Дан, ничего, я просто полежу, только, если можно, снимите с меня ваши туфли — я вам очень благодарна за них, но теперь я уже дома.
Милов осторожно снял с нее туфли.
— Ева, с ногами нужно что-то сделать. Где тут поблизости живет врач?
— Не нужно врача, в ванной откройте аптечку, там есть такая коричневая туба с мазью — это все, что нужно.
Милов не сразу (жилище было обширным) нашел ванную, принес требуемое, выдавил мазь на пальцы, осторожно начал втирать.
— Как приятно, — тихо проговорила Ева, — еще, пожалуйста… и вторую тоже…
Это заняло минут пятнадцать; Гектор тем временем, сперва поглядев на них с иронией, закрыл глаза и, кажется, задремал.
— Я еще полежу немного, — сказала Ева, — а потом чем-нибудь покормлю вас.
Милов и в самом деле почувствовал, что закусить было бы нелишне. Услышав о еде, Гектор мгновенно открыл глаза.
— Кстати, о еде — а где у вас телефон? Серьезный, я имею в виду.
— В его кабинете, — сказала Ева бесцветным голосом.
— Из холла по коридору прямо, в самом конце.
— Да не работают телефоны, Гектор, — напомнил Милов. — Тока ведь нет все еще.
— Ну, — сказал Гектор, — правил без исключений не бывает, это-то вам известно?
— Тогда я с вами, — сказал Милов.
Он снова подошел к Еве, погладил ее по голове — она слабо улыбнулась. Гектор уже вышел, чтобы, по журналистской привычке, первым захватить связь.
— Дан, — тихо сказала женщина, — вы меня презираете?
— За что, Ева?
— Ведь Рикс — мой муж, вы знаете… И он во всем этом играет какую-то роль, похоже — немалую. Не я не знала и сейчас не знаю, честное слово…
Милов пожал плечами:
— Ну и что? Почему вы должны стыдиться своего замужества? Я вот тоже был женат, и надеюсь, что вы простите мне это: тогда я ведь не знал вас…
Он ожидал, что она снова улыбнется, но женщина оставалась серьезной.
— Рикс, — повторила она, — он ведь тоже стоял там, на балконе, по соседству с Растабеллом и Мещерски.
Милов присвистнул.
— Но какое отношение он, иностранец, может иметь…
— Я не знаю, как и что, — сказал она, — честное слово, хотя и видела, что у него есть какие-то дела с политиками, но ведь деловому человеку без этого нельзя. Но я не предполагала, клянусь вам…
— Ева, — серьезно сказал Милов, — я тоже клянусь вам, что никогда не стану целоваться с Риксом.
На этот раз она все же подняла уголки губ.
— А со мной?
— Если бы не Гектор поблизости…
— А мне все равно, — сказала она, — хоть бы он даже стоял рядом.
— Я вовсе не настолько близок с ним, — сказал Милов, — чтобы доставлять ему такое удовольствие. Но вас, Ева, я не отдам больше ни Риксу, ни Гектору — никому!
— Хорошо, — сказала она, — я потерплю, я очень терпеливый человек.
— Пойду, попробую позвонить, если это и на самом деле возможно, — сказал Милов, нагнулся и поцеловал ее; поцелуй был долгим.
— Идите, — сказала она, — не то моего терпения не хватит.
Он прошел в кабинет. Гектор сидел за обширным пустым столом. Тихо звучал транзисторный приемник; передача шла на английском. Кроме приемника, здесь были два телефона, стояли телекс, факсмашина, на отдельном столике — персональный компьютер, по стенам — закрытые полки с видеокассетами и дискетками. Гектор нажимал клавиши одного из телефонов. Окна были зашторены, шум улицы сюда не доносился.
— Ну, есть успехи?
— Вот этот аппарат дышит. Остальное мертво.
— А компьютерная связь?
— То же самое. Звоню всем подряд. Аэропорт, вокзалы, телевизионный центр — все молчат. Ни междугородный, ни международный каналы не действуют. Сейчас звоню одному парню, у него есть самолет… Ну, вот.
— Что?
— Мертво. Впечатление такое, что все телефоны в городе выключены — кроме таких вот, особых. Это специальная линия с питанием от установки в Министерстве порядка.
— Но ведь эти, работающие, должны для чего-то служить?
Гектор не успел ответить: телефон зазвонил — негромким, приятным жужжанием.