Сегодня он обязательно поймает ДИЧЬ…
…ДИЧЬ была разной.
Ночью она, как и сам человек, пряталась от холода по укромным тайным углам, а днем в поисках еды безостановочно блуждала по развалинам засыпанных снегом домов, тыкалась в малосодержательные вымороженные подвалы или топталась в ожидании нерегулярной подачки у Кормушки.
Дичь не очень то и боялась Человека, если он своими действиями не выражал явную угрозу. Настороженно оглядываясь, она иногда проходила мимо него, почти рядом. Но со временем ее становилось все меньше и меньше, и это делало её дьявольски осмотрительной.
Настороженно оглядываясь, она иногда проходила мимо него, почти рядом. Но со временем ее становилось все меньше и меньше, и это делало её дьявольски осмотрительной. Взрослых самцов он видел очень редко. Самки попадались гораздо чаше, но были значительно осторожнее, чем более крупные и сильные самцы. Часто они ходили небольшими стайками, с детенышами и без.
Нападать в одиночку на взрослых особей, а тем более на их группы, было бы для Человека чистой воды безумием. Он понял это сразу, когда, хладнокровно взвесив свои силы, решился на Охоту. Животные были не менее сильны, чем он сам. И почти так же умны. Но у Человека было одно неоспоримое преимущество — он был более хитрым, чем они. Все. Вместе взятые.
Главная опасность при Охоте, наверное, состояла в том, что Дичь могла поднять шум. Крики, визг раненой или преждевременно вспугнутой Дичи, нарушающие скованную холодом белесую тишину, могли послужить сигналом опасности для других особей. А сбившиеся в стаю, эти животные при виде раненого сородича стремительно самоидентифицировались и становились многоликим палачом: крайне агрессивным, жаждущим ответной крови и движимой неумолимым слепым инстинктом уничтожения. Наглядные примеры этого Человек неоднократно наблюдал издали. Если бы он после своей ошибки стал объектом внимания такой стаи, то его, несомненно, ждала неминуемая и весьма страшная в своих проявлениях Смерть.
Он не смог бы убежать, даже если бы они не успели окружить его, ибо снег предательски выдавал его следы. И уж, само собой разумеется — не смог бы убить их всех. А они бы его — убили точно. Наверное, с их точки зрения, напав на одного из них, он заслуживал в ответ немедленной и самой страшной расправы.
Человек неоднократно представлял, к чему его может привести даже мельчайшая неосторожность на Охоте, всего лишь один не продуманный, не запланированный шаг. Он многократно прокручивал у себя в голове эту сцену: белые от инея морды, с разверстыми пастями, на которых закипает и тут же прихватывается морозом пузырящаяся пена бешенства; тянущиеся к нему со всех сторон скрюченные холодом лапы; и оглушающий, вырывающийся с вонючим дыханием многоголосый рев, визг и рычание…
Боль разрываемого тела. Его тела. Дымящиеся куски мяса — бывшее его плотью на ослепительном, теперь уже близком снегу. Сладкий вкус собственной крови… и смотрящие в упор, подернутые желтым налетом сумасшествия чужие глаза.
Впрочем, он никогда и не пытался нападать на взрослых самцов и самок.
Человек, как мы уже знаем, был, безусловно, хитрее Дичи. Он все тщательно и спокойно продумал. Все неоднократно представил и просчитал.
И пришел к выводу: его Дичь — это детеныши.
Одиночки.
Без взрослых особей рядом.
Не совсем маленькие, беспомощные — неподалеку от которых всегда крутятся взрослые самки. Беспомощные — но именно поэтому и недоступные.
И не подросшие, уже почти взрослые экземпляры, которые даже более боязливы и быстроноги, чем их родители.
Нет! Его выбор — между ними.
Детеныши уже вполне подросшие, чтобы обходиться без пристальной опеки самки. Они уже самостоятельны и учатся сами добывать себе пищу. Но вместе с тем, все еще наивны и доверчивы. Отсутствие опыта жизни и свойственное этому возрасту любопытство, порой прорывающееся через заданную жестокой средой обитания осторожную линию поведения — вот что делает их идеальной кандидатурой на роль Добычи.
…Иногда их неуклюжие игры даже умиляли Человека. К тому же они более мелкие, чем взрослые особи и их гораздо легче уносить, не оставляя почти никаких следов.
Человек пытался представить себе, как он с хрипом тащит по глубокому снегу тяжелую тушу взрослой самки, задыхается, периодически бессильно падает рядом с ней, жадно хватает ртом комки снега.
И все равно не успевает к своему жилищу. Его замечают… И бегут, несутся к нему с разных сторон…
Нет! Пусть он получит в два, три раза меньше мяса, но зато уцелеет сам. Да и того, что у него будет, ему хватит надолго. Может быть, эта зима все же когда-нибудь и закончится. Очень даже может быть. Во всяком случае, Человек в своих мыслях, не переставал мечтать об этом…
В светлое время суток, если на улице не стоят совсем уж трескучие морозы, они обычно толкутся у Кормушки — в надежде раздобыть дармовой кусочек. Не приученные к определенному времени получения подачек, они вместе с взрослыми животными тянутся туда с утра. Бродят в ожидании среди огромного скопища себе подобных в окрестностях Кормушки. Иногда им везет, и они получают немного Еды, которую с жадностью съедают там же. Зачастую, когда более сильная особь пытается отобрать у более слабой часть добычи, вскипает яростная и шумная, но не смертельная драка. Ближе к вечеру они разбредаются по округе или тянутся в одиночку и мелкими группами обратно к своим логовам. Но некоторые из них задерживаются в безнадежном ожидании у Кормушки или забредают в поисках пищи еще дальше и поэтому возвращаются гораздо позже. Уже в сумерках, когда усталость и голод основательно притупляют их осторожность…