Однако сэр Оуэн не угадал тоже. Некоторое похмелье действительно имело место, уж не без того, но к задумчивости принца отношение не имело.
Что-то смутно беспокоило Орье. Предчувствие ли, обрывок ли дурного сна, он и сам вряд ли бы смог сказать точно. Ощущение грядущих перемен — конечно же, к худшему, ибо других перемен в природе просто не существует — вот что его беспокоило. Принц изо всех сил старался казаться беззаботным, но у придворных глаз был наметан. Вряд ли кого обмануло бы его натужное веселье — Его Высочество никогда не был актером. Тем более хорошим. Принцем он был, и никем другим, а принцу притворяться вроде как и незачем.
Впрочем, не только его коснулась тревога. Шут Лемур тоже отчего-то чувствовал себя не в своей тарелке, но он-то как раз принцем не был, а был, напротив, актером. И не просто хорошим — лучшим в королевстве. Так что был шут на редкость весел и остроумен. Кто-нибудь, хорошо знавший шута, например, королевский конюх и гвардейский лейтенант, догадались бы сразу, что Лемур не на шутку встревожен, но уж никак не разряженные придворные. Что им какой-то там шут? Его же Высочество, тайно друживший с придворным шутом, самым наглым образом наплевав на традиции и предписания, был слишком погружен в свои думы, чтобы почувствовать его беспокойство.
В отличии от принца, шут точно знал, что его тревожит. Сугудай, придворный маг. И король. Его Величество Дэнкил VI. Кто более наблюдателен, чем шут? Найдите такого, попробуйте. Шут замечает все, походку, жесты, манеры, взгляды любого придворного. Тем более, целого короля. А настораживало Лемура как раз королевские взгляды, бросаемые милостивым монархом на своего мага. Более всего походили упомянутые взгляды на те, что присущи верной собаке в присутствии собачьего хозяина.
Сперва шут заподозрил некую тайную связь между высокими особами. Про Сугудая чего только не говорили, да и от Его Величества всего можно было ожидать, хотя и не было оно ранее в мужеложстве замечено. Впрочем, этакая выходка была бы как раз в духе пресветлого короля, обожавшего порой шокировать свет чем-то подобным. Однако парочка эта мало походила на нежных влюбленных, скорее уж, на хозяина и слугу, или даже раба. И господином был отнюдь не король.
Может, кто другой и здесь заподозрил бы какое извращение, но не он, Лемур. Для него было очевидно — колдовство. Грязное, черное, подлое сугудаево колдовство. Подчинившее короля воле треклятого мага. Недаром ему отведены особые покои во дворце, рядом с королевскими.
И открыт доступ к Его Величеству в любое время дня и ночи. Чем, надо признать, Сугудай пока не злоупотреблял. Или просто сумел не засветится.
Тайна мучила Лемура уже не первый месяц. Но до сих пор он даже не приблизился к разгадке. И то сказать — легко ли шуту выслеживать придворного мага? А короля? Можно, конечно, пошутить с намеком, сценку даже отыграть, и посмотреть, как парочка эта реагировать будет. Только ведь — маг и король это. Сильный маг, и король-самодур. Попробуй слово хотя бы лишнее сказать — либо в застенок загремишь, либо в болоте заквакаешь. Не раз Лемур собирался переговорить хотя бы с принцем — Его Высочество был не по годам смышлен, и не болтлив особо, хоть и принц. Только… Что ему сказать-то? Фактов ведь никаких, одни только домыслы. Досужие, вдобавок. Однако, больше тянуть с разговором нельзя. У принца возможностей не в пример больше, чем у человека в дурацком колпаке.
— Ну, не хватало еще, чтобы шут задумчивым ходил, — это сэр Нурель шутить изволит. Мнит себя отчего-то этот рыцарь господином весьма остроумным. Хотя, правду сказать, ни остротой, ни умом Творец его не наградил.
— Хо-хо! — высоким голосом пропищал шут. — Сэр Нурель метит на мое место? Клянусь Беодлом, мой колпак Вам куда более к лицу, чем рыцарский шлем.
Привычку клясться каким-то Беодлом Лемур подцепил от одного заезжего горца из Кассарада. Тогда это показалось ему смешным, и акцент этот варварский, растягивая гласные, и само имечко — Беодл. Со временем шутка приелась, а вот привычка — осталась.
— Ты что, мерзавец, хочешь сказать, что рыцарь может променять свой шлем на дурацкую шапку? — ага, зацепило почтенного сэра рыцаря.
— Может, если ее надеть на бочонок вина, — нашелся шут.
Первым захохотал сэр Оуэн. Все шутки, так или иначе связанные с попойкой или похмельем, до него доходили сразу. Остальные, правда, не доходили вовсе.
— Ну, а если мой шлем натянуть на бочонок вина? — поинтересовался он.
— А смысл? — парировал шут. — Снять с одного бочонка вина, чтобы надеть на другой?
Смех колыхнул ряды придворных. Как же все они любят посмеяться над другим! Но сэр Оуэн не в обиде, такие шутки он любит. И даже понимает, кто бы мог подумать!
Придворные неожиданно оставили шута в покое — в дальнем конце залы вспыхнула ссора между двумя дворянами. Ясное дело, куда интереснее послушать, как молодые петушки наскакивают друг на друга. И подзадорить обоих, а то вдруг у них до дуэли не дойдет? Кому интересны остроты шута, когда тут такие дела…
Лемур пожал плечами. «Небось, из-за девки поспорили. То есть, из-за дамы. Хотя, клянусь Беодлом, не понимаю, чем они отличаются». Однако, самое время вытащить Его задумчивое Высочество из этого болота. Пока все дружно на петушков драчливых глазеют.