— На каторге тоже неплохо, — пожал плечами Архимед. — У меня давно разработаны чертежи нескольких механизмов, облегчающих добычу руды…
— А! Вот он! — Я наконец разглядел между сложенными у борта мешками один, отличающийся необычной для мешка добротностью ткани, и вонзил в него когти.
— Ы-ы-ы-ы! — басом взвыл «мешок», выкатился на середину трюма и резво вскочил на ноги. — Кто здеся?! Бицца давай!
Все-таки от старых привычек избавиться тяжело.
— Я так и думал. Андрэ, ну а ты-то почему здесь?
— А? Господин капитан? Это вы? — Король задумчиво почесал в затылке. — А где это «здесь»?
— В трюме летучего корабля!
— А! Ну дык это… Посмотреть хотел на демонов, которые его в воздухе держать будут! — простодушно объяснил Андрэ. — Страсть как интересно же! Тока не нашел никого. Все облазил — ан нету. А потом, видать, сморило…
— Дело плохо, — подытожил Николас. — Если бы его величество сам пробрался на корабль, чтобы сбежать, Анна, может быть, нас и простила бы. Но раз он случайно здесь оказался, нам ничто не поможет.
— Скажем правду… Хотя да, глупо — в такой бред никто не поверит…
— Ну королева-то его не первый день знает, так что вполне поверит. — Я попытался вложить в свои слова максимум уверенности. Которой, если честно, совсем не испытывал.
— А? Вы отправляетесь уже?
— Видишь ли, Андрэ, пока ты спал, прошли уже почти сутки…
— Да правда, что ли? То-то я такой голодный! А-а-а… а тогда почему вы не отправляетесь? Неужто из-за меня?
— Собственно, мы еще вчера покинули Бублинг, Андрэ, — вздохнул я. — И сейчас мы на расстоянии дневного перелета от него… Эх! Ладно, к вечеру мы тебя доставим назад…
— Господин капитан! Если вы ради меня собираетесь возвращаться — я не приму такую жертву! Я ведь понимаю, как важен для вас каждый день. Я сам виноват, что так вышло, и готов нести всю толщину ответственности!
— Это ты, насмотревшись на придворных, возомнил себя таким же хитрецом? — ухмыльнулся я. — Так ты ошибаешься. Прежде всего, запомни — ложь нельзя произносить так напыщенно, тем более подслушанными где-то чужими словами. Чтобы тебе поверили, врать надо легко и просто, между делом…
— Чему ты его учишь?! — возмутился Архимед. — Не умеет врать, и слава богу! Радоваться надо встрече со столь чистым душой человеком!
— Я тебя умоляю! Он не человек, он — король! Король, не умеющий врать, — это ж курам на смех! Как он править будет? Впрочем, вернемся к нашим баранам… Андрэ!
— А? Дык это… Я же говорю! Не хочу, значит, чтобы вы жертвовали собой! Вот! Готов нести полную полноту! То есть полную толщину! Толстую полноту!
— Андрэ…
— Ну а че? Я не могу, что ли, благородных чувств чувствовать? — обиделся король.
— У меня их, может быть, и побольше, чем у всяких благородных. Просто я их выразить не умею! Но очень даже чувствую!
— Можешь, можешь, — успокоил я его. — Но я не могу принять такую жертву. Да и Анне сейчас нужна твоя поддержка. Так что поворачиваем…
— Не надо! — убежденно возразил Андрэ. — Или я сбегу! Вот честное слово — один сбегу!
— Ага…
— Правда ваша, господин капитан! Не умею я врать-то. И завсегда из-за того страдаю. Не хочу я во дворец возвращаться! Совсем они меня заклевали! Возьмите меня с собой, а? Я вам пригожусь!
— Интересно — чем это?
— Ну а я почем знаю? Мое дело — предложить, а вы уж думайте, где я могу быть надобен. А только че вы там ни надумаете, во дворец я однозначно не вернусь!
— Ладно, ладно! — вздохнул я. — Убедил. Никто тебя силой в Бублинг не повезет.
— Вот спасибо-то! — расплылся в довольной улыбке гигант. — Я ведь все понимаю! Я потом Анне все объясню. А сейчас мне бы хоть чуть-чуть отдохнуть от всего этого…
— Угу. Сейчас отдохнешь.
Я обернулся к Архимеду и Николасу:
— Вот вам и помощник нашелся. Начинайте трубы наращивать, а то уже рассвет скоро.
К тому моменту, когда солнце показалось из-за горизонта, все четыре воздушные трубы прибавили в высоте вдвое. Правда, внешне корабль стал еще более странным, но с этим пришлось смириться.
— Выглядит как приют сумасшедшего алхимика, — хмыкнул Николас, разглядывая итог наших трудов. — Кстати, хорошее название для корабля — «Сумасшедший алхимик»!
— Ты на кого это намекаешь? — обиделся Архимед. — Я вовсе не алхимик! Я — механик! И не сумасшедший!
— А чего ты тогда взъерепенился? — пожал плечами ярл. — Значит, никакого намека и не было. Ну что? Отправляемся?
— Постойте, постойте, друзья! Ведь плыть без названья нельзя!
— Тебя не спросили, — проворчал Николас. — Я же предложил «Сумасшедшего алхимика» — никто вроде не возражал…
— Как это — никто?! Я возражал!
— Твои возражения мы отметаем как нелогичные. Ты же сам сказал, что не алхимик и не сумасшедший, значит, никакого намека на тебя в названии нет. А само по себе — отличное название, по-моему!
— Совершенно не имеющее отношения ни к мореплаванию, ни к чему-либо вообще!
— Предложи свое!
— Да легко! Надо какое-нибудь грозное имя, чтобы отражало его суть… Ну, например, «Отважный»!
— Банально.
— «Беспощадный»!
— Иезус Мария, к кому?!
— О! «Гремящий»!
— Угу. Вот это полностью отражает суть! Гремящий и смердящий!
— «Поцелуй муз, запечатленный на косточке граната в садах Парнаса».