– Мой верный, мой единственный друг, многие годы ты служил мне верой и правдой. Никогда не предавал меня. Ты был моими глазами и моей семьей. – При этих словах юноша двигал миску с водой умирающему псу и продолжал:
– Проклятая старость добралась до тебя. Я слеп, но готов отдать и слух, только бы ты не покидал меня.
Казалось, старая собака прониклась его речью и страданиями. Пёс на миг открыл глаза и заскулил. Кнарик почувствовала себя дурно. Ей было больно и тяжело наблюдать эту душераздирающую сцену. Она вспорхнула с ветки и полетела прочь. Вновь и вновь в её голове звучали слова юноши. Её крохотное пернатое сердечко сжалось. «Пусть маркиза Гортензия никогда не станет молодой, пусть я навсегда останусь птицей», – решила она для себя и при этих мыслях повернула назад к дому юноши. Старый пёс, собрав последние силы, лакал воду из миски. Кнарик изловчилась и выплеснула содержимое крохотного сосуда на своей шее в миску пса. А пёс лакал и лакал. Юноша плакал. Как вдруг, пёс и вовсе обмяк, его глаза закрылись, но лишь на мгновение, чтобы открыться вновь. Затем пёс зашевелил лапами и поднялся.
– Что за чудо? – удивлялся юноша.
А собака теперь ещё и залаяла, завиляла хвостом. Стала лизать лицо своего хозяина.
– Как же это возможно? – не веря в происходящее, говорил скрипач.
Однако пёс совсем стал резвым. Он прыгал, скакал, лаял.
Юноша не помнил себя от радости. Он трепал пса за шёрстку:
– Чудо, право чудо, – вторил он, – я слышал трепыхание крылышек, должно быть, это ангел спустился с небес и вернул тебя к жизни.
Огромное облегчение и отрада поселились в маленьком сердечке Кнарик. Она поспешила вперёд, дабы нагнать свою стайку. Но другая тревога теперь терзала её. Как без волшебных капель явится она к Гортензии?…
Вот родной дом. Она уже завидела знакомую крышу. Город преобразился с приходом весны. Фруктовые деревья в белом цвету сверху походили на невест в подвенечных платьях. Кнарик ещё быстрее полетела к дому. Форточка была открыта. Брат давно поджидал её. Кнарик влетела в форточку и села на плечо любимому братцу. Он аккуратно взял её обеими руками и прижал к груди. Кнарик слышала, как сильно стучит его сердце от радости.
– Сестрица моя, – говорил он, – я уж не чаял тебя увидеть снова. Думал, что сгинула ты в пути бесследно.
– Что ты, братец! Я так много повидала на своём долгом пути. Заморские земли и разные чудеса. Вот живёшь ты и не знаешь, что там за морем живут люди и кожа у них не такая белая, как у нас, а тёмная, как шоколад.
– Да что ты, сестрица, отчего ж она у них такая тёмная? Там быть может и не люди вовсе, а демоны какие?…
Кнарик рассмеялась:
– Да люди они, люди. Живут, хозяйство по-своему ведут. Природу чтут.
– О заморских странах после расскажешь. А сейчас нам надо поспешить. Маркиза сильно заждалась. Который день уж себе места не находит. Всё тебя дожидается. – При этих словах он заглянул в крохотный сосудик, но тот был пуст.
– Неужто не нашла ты тот самый заветный водопад? – с грустью в голосе спросил её брат.
И сестре ничего не оставалось, как рассказать ему правду.
– Я не могла поступить иначе, – закончила свой рассказ Кнарик такими словами.
– Но что же нам теперь делать? – сокрушался портной.
– Мы обманем маркизу — нальём в сосуд простой воды.
– Но простая вода не вернёт ей молодость. И тогда маркиза вовсе сотрёт нас с лица земли.
– Тогда скажем, что я ещё не нашла заветного водопада и попрошу отсрочку до следующей весны.
Белозор вздохнул. Тяжело было на душе. Такое положение вещей не предвещало ничего хорошего, но другого выхода у них не было. На том и порешили.
Нужно ли описывать, в какое негодование пришла Гортензия, когда услышала, изложенное выше. Она вопила, как сирена. Всю долгую зиму она ждала, ждала, ждала… Первым её порывом было изничтожить и Кнарик , и её брата. Но Белозор упал на колени и молил дать сестре отсрочку до следующей весны. И маркиза уступила. Слишком велико было желание — обрести молодость. Самым чудесным и непостижимым образом из всех на кого она наложила своё заклинание, только Кнарик вместо рептилии превратилась в птичку. Только она могла достичь заветного водопада и зачерпнуть воды. Ведь другие птицы не разумны. Гортензии ничего не оставалось, как стиснуть зубы и терпеливо ждать следующей весны.
Всё лето днём Кнарик летала по родным полям и лесам, а вечерами рассказывала брату о чужеземных странах, а он не уставал её слушать. Столь интересны и красочны были её рассказы. И только Гортензия не замечала красот природы за окном. Она разглядывала вновь появившиеся морщинки на лице и выдергивала седые волоски. Одним словом по-прежнему была несчастлива и зла.
А меж тем осень окрасила природу своими красками. Некогда зелёные леса теперь были багровыми и жёлтыми. Кнарик рассказывала брату, что быть птицей не так уж и плохо. Ощущение полёта бесконечно восхитительно. Созерцать землю сверху прекрасно.
Птицы сбивались в косяки и улетали в далёкие, уже знакомые им края. Ласточки тоже своими стайками отбывали на юг. Маркиза дала Кнарик недружелюбные наставления в дорогу. Белозор в очередной раз проводил сестру. Кнарик теперь уже всё было знакомо в пути. Она молчаливо приветствовала известные ей деревушки и города. До тех пор пока не добрались птицы до прибрежного города, где жила необычная пара её старых знакомых. И на этот раз Кнарик решила их проведать. Всё ли ладно в их дружной семье? Она полетела на знакомую ей площадь. Уже издали послышалась знакомая музыка. Она звучала всё так же грустно. Кнарик обрадовалась, завидев молодого скрипача и его собаку. Юноша играл на инструменте, пёс скакал подле, веселя прохожих. Юноша потряс шляпу с монетами: