— Он сделал бы для меня второй прибор, — сказала Серафина.
— Не важно. Я хочу только сказать, что о приборе знали вы и Мариам.
— Но, может, у профессора были еще друзья, может, он рассказал об излучателе каким-нибудь знакомым?
— Нет, — ответила Алиса. — Никто в Урумчи о приборе ничего не знал. Мы разговаривали с ученицами и помощницами профессора из тамошнего института, но они ничего не слышали о портативном приборе.
— Я знаю, что профессор был очень осторожным, — вздохнула графиня. — Он говорил мне, что боится, как бы его приборы не попали в руки плохих людей. Он даже как-то писал мне, что выбрал такое безлюдное место для жизни не потому, что ему надоели люди, а чтобы чувствовать себя в безопасности. Ведь в пустыне ты издалека видишь путника или флаер. Вот сделаю все, закончу опыты — и передам человечеству, говорил он. Знающие люди найдут способ оградить человечество от опасностей.
— От каких? — спросила Алиса.
— Он не стал мне о них рассказывать…
Они помолчали. Из сада доносились детские голоса. Сорока залетела в комнату и попыталась схватить со стола пластинку с голограммой прибора.
— Еще тебя не хватало, Цицерон! — рассердилась графиня. — Лети на кухню и попроси, чтобы тебя покормили.
Сорока резко крикнула — явно обиделась. И вылетела из кабинета.
— Я расскажу тебе о Мариам, — сказала Серафина. — И ты сама решишь, что делать.
— Спасибо.
— Мариам нашли на шоссе среди холмов, севернее города. Она была туристкой. Из тех самостоятельных туристов, которые берут рюкзак, надевают башмаки на толстой подошве, вешают через плечо видеокамеру и топают от горы к горе, от озера к озеру. Дело было вечером, стоял туман, и водитель машины на горной дороге заметил Мариам лишь в последний момент, когда поворачивал за скалу.
Он остановил машину и, к своему ужасу, увидел, что девушка неподвижно лежит на асфальте. Водитель решил было, что он ее убил, но, к счастью, оказалось, что девушка жива, только от удара она потеряла память. Моя клиника была ближайшей от места происшествия, и девушку привезли ко мне. Вскоре она пришла в себя, и доктор поставил диагноз: контузия и шок. Он сказал, что память к девушке возвратится, а так как серьезных повреждений нет, можно полагать, что через несколько дней она встанет на ноги.
И в самом деле через три или четыре дня девушка поднялась с постели. Но она, к сожалению, ничего не помнила. Ни откуда шла, ни кто ее родители, ни где она живет. Правда, через неделю она вспомнила, что ее имя — Мариам.
По-итальянски Мариам говорила с акцентом, но трудно было понять, какой язык ее родной, потому что она, как и положено современной девушке, знала немало языков и сама не могла сказать, какой из них предпочитает.
На вид ей было лет пятнадцать; скуластая, большие черные глаза, лицо доброе, волосы прямые.
Мариам очень хотела вспомнить, кто она такая, и очень расстраивалась, что не может. Но она не любила сидеть без дела, поэтому стала помогать нашим санитаркам, а потом и медсестрам. Она умела обращаться с детьми, и дети тоже ее любили, никакой работы она не чуралась и никогда не уставала. Я стала уговаривать Мариам поступать в медицинское училище и работать дальше в нашей клинике, пока к ней не вернется память.
— А профессор Лу Фу знал о вашей помощнице?
— Разумеется, — ответила Серафина. — Мариам была не только санитаркой, но и моей секретаршей. Она вела все мои дела, потому что я ненавижу писанину, но клиника — это большое хозяйство, и приходится переписываться с различными людьми. В общем, Мариам избавила меня от самой неприятной работы, за что я ей очень благодарна.
— Значит, письма профессора она читала?
— Разумеется.
— Скажите, пожалуйста, — вдруг сообразила Алиса, — а вы начали свою переписку с профессором уже при Мариам?
— Ничего подобного! Я переписывалась с профессором уже несколько месяцев.
— А кто-нибудь знал о вашей переписке?
— В этом нет никакой тайны! Я даже давала интервью журналистам о том, как стараюсь использовать доброту для лечения детей. И о том, что сотрудничаю в этом с китайским профессором Лу Фу.
— Значит, кто-то мог подослать к вам Мариам? — строго спросила Алиса.
— Как тебе не стыдно! — возмутилась графиня Серафина. — Ты бы видела, в каком состоянии была эта несчастная девушка, когда ее нашли без чувств на горной дороге. Алиса, я даже не подозревала, что среди современной молодежи встречаются такие холодные и бездушные существа.
— И что было дальше с вашей Мариам? — спросила Алиса, которая совсем не собиралась сдаваться.
— Она трудилась… она вела себя безукоризненно!
— А потом?
— Не только я полюбила ее. Ее любили пациенты, ее любили мои сотрудники. Софи! Софи, куда ты подевалась?
Дверь в кабинет приоткрылась, и вновь заглянула санитарка. Алиса догадалась, что санитарка подслушивала под дверью, и графиня об этом знала, но не удивлялась. Может быть, половина сотрудников клиники подслушивали под дверью.
— Что, синьора? — спросила санитарка.
— Софи, скажи, что ты думаешь о Мариам?
— Она заменила мне племянницу, — с готовностью заявила санитарка.
И Алисе показалось, что из-за двери послышался хор голосов, который подтверждал точку зрения санитарки Софи.