Были люди, подобные Симону Петру, так как ничто не появляется без причины, ничто не существует без дол-гой традиции. Симон Петр — не случайность, ему должна предшествовать длительная история. Моисей — самая глубокая причина, корень, из которой вышел Симон Петр: десять заповедай, моральное отношение к миру, жиз-ни. Но там не было ни одного человека, как Лао-Цзы, который сказал: «Все побуждения — фаль¬шивы: в тот мо-мент, когда вы говорите: „Это хорошо, а то плохо“, — вы разделили жизнь и убили ее». Этот человек, который был за целое, а не за разделение. Бодхидхарма был удачлив, и это была причина, почему у него было четыре уче-ника, а не три.
В иудейской культуре самое большее, что возможно — это Фома. Посмотрите на феномен Фомы, о чем он го-ворит — и это одна из основных проблем. Есть люди, которые говорят: «О Боге ничего не может быть сказано», — но они что-то сказали. Даже если вы говорите: «Ничего не может быть сказано о Боге», — вы уже что-то сказа-ли. Если вы точны, тогда вы сделали ошибку. Если вы точны — ничего не может быть сказано; вы должны оста-ваться молчаливым. Иначе вы создаете дилемму: с одной стороны, вы говорите, что ничего нельзя сказать, но если это можно сказать, тогда почему не сказать еще немного? В чем проблема? Если это можно утверждать, то-гда почему не больше? Если утверждение возможно, тогда и большее утверждение становится возможным.
Вот почему Будда остается совершенно молчаливым. Он не скажет даже: «Ничего нельзя сказать о Боге». Он не скажет даже столько. Вы спросите о Боге, а он заговорит о чем-то другом. Вы спросите о Боге, а он не услышит — как будто вы не спрашивали — он просто отбросит вопрос, заговорив о другом. Он не скажет даже того, что ниче-го не может быть сказано, так как это абсурдно. Тогда почему вы говорите об этом? Даже через отрицание вы указываете. Не только положительное утверждение является утверждением, отрицательное утверждение — это тоже утверждение.
Вы говорите: «Бог не имеет формы». Что вы имеете в виду? Вы Его знаете? И знаете ли вы его так совершен-но, что можете сказать: «Он не имеет формы»? Если вы знаете его так совершенно, тогда у него есть форма. На-пример, вы говорите, что этот океан не может быть измерен: он так глубок, он не может быть измерен. Тогда су-ществуют только две воз¬можности: либо вы его измерили, так как, только тогда вы можете сказать, что он так глубок, что он не может быть измерен; либо вы его не измеряли, иначе, как вы можете сказать, что он так глубок, что не может быть измерен. Даже глубина измерима, она не может быть неизмерима; как бы ни было глубоко, он может быть измерен.
Когда вы говорите: «Бог не имеет формы», — дошли ли вы до его границ и увидели, что формы нет? Если вы дошли до границы, у него есть форма. А если вы не дошли до границы, тогда не говорите, что он бесформен, так как Он может иметь форму. Когда вы дойдете до границы, только тогда вы можете знать. Так что те, кто дейст-вительно споткнулся о Бога, кто упал в него, не говорят ничего, даже этого, потому что это — противоречие.
Один из самых проницательных логиков этого столетия, Витгенштейн, написал прекрасные строки. В своей книге «Трактат логической философии» он делает много прекрасных утверждений. Это — наилучшее; он гово-рит: «Ничего не должно говориться о чем-то, о чем не может быть сказано. Если ничего не может быть сказано о предмете, говорящий должен оставаться молчаливым».
Фома подошел ближе всех, но расстояние осталось. Он все еще пытался говорить, пытался выразить невыра-зимое.
Фома сказал ему: Господи, мои уста никак не примут сказать, на кого ты похож».
Иисус сказал:
«Я не твой господин… потому что никто не понимает меня, так, как я могу быть твоим господином?»
Если вы понимаете, только тогда вы можете быть учеником. Если вы понимаете, только тогда вы можете вой-ти в храм. Если вы понимаете, только тогда вы можете вступить в существо Мастера.
Иисус сказал: «Я не твой господин…»
Всем трем он сказал: «Я не твой господин». Фома подошел ближе всех, но остался утратившим. Он — наи-лучший, но остается несовершенным, он лишь относительно лучший; он подошел ближе, но барьер остался: он по-прежнему верит в слова, так как он пытается выразить то, что не может быть выражено.
«Я не твой господин, ибо ты выпил, ты напился от кипящего источника, который у меня, который я измерил».
Здесь он выражает очень глубокую истину. Он говорит: вы все трое говорите из разума, кипящего источника, который я измерил, который я оставил позади, «измерил». Вы по-прежнему говорите от разума: один говорит с помощью моралистического разума, другой — с помощью теологического разума, третий — с помощью мистиче-ского — но все они являются частями разума. А если вы говорите с помощью разума, я не ваш господин, так как весь акцент здесь на этом — отбросьте разум! Вот на чем настаивает Мастер: отбросьте разум! А вы трюкачест-вуете, вы начинаете говорить о Мастере из того самого разума, на отбрасывании которого он настаивает. Вот почему я говорю, что Бодхидхарма был более удачлив: у него был ученик, который остался истинно молчали-вым, он не ответил.