Мы голодные. Экскурсия по магазинам затянулась. Экспозиция была волнующей. Вообще американские магазины настолько многообразны и познавательны, что мысль посетить музей первое время лично мне даже не приходила в голову. Впрочем, как и в последнее время.
— Вы хотите есть? — спрашивает Нина.
Нина из второй волны эмиграции. Вернее, ее родители. Сама она родилась уже в Америке. По?русски говорит с еле заметным акцентом. Так говорят обычно в наших фильмах актеры из Прибалтики, когда
играют иностранцев.
О том, почему и как ее родители в конце войны попали в Америку, она умалчивает. Нина — православная. В свободное время организовывает выставки при православной церкви. Многие русские в эмиграции увлеклись, как бы сказали у нас, прикладным народным искусством. Выставка, на которую мы перед этим заехали, небольшая: яйца пасхальные, разрисованные под палехскую школу, шкатулки берестяные… Русские формы из американской бересты. Игрушки детские глиняные. Наволочки для подушек, расшитые народными узорами. Два рушника. Русский пейзаж, нарисованный по памяти или по рассказам родителей.
Многое выглядит трогательно и наивно. Напоминает работу учеников на уроке труда в показательной школе. Посетителей немного. Выставка вряд ли приносит доход. Но это не волнует верующих. Их выставка — не коммерция, а уголок Родины.
.. и вера в Бога, благодаря выставке при церкви, соединяется у них с верой в свою Родину…
— Что вы молчите? — повторяет свой вопрос Нина. — Вы есть хотите?
— Я не понимаю, почему вы меня об этом спрашиваете. Конечно, хочу. Но и так опаздываем.
— А я ужасно хочу пить. Мы сейчас знаете, что сделаем?
-Что?
Нина останавливает машину у обочины. Открывает окно. И чуть высунувшись из него, говорит вниз, в канаву:
— Мне, пожалуйста, три диетических пепси?колы, две порции устриц и один салат.
Честно говоря, я думал, что она с голодухи немного тронулась. Да и как я мог предполагать, что в двадцати метрах от закусочной «Макдональдс» у обочины выставлен микрофон — для тех, кто торопится и хочет перекусить прямо в машине, не выходя из нее.
Не прошло и двух минут, как из окна закусочной в окно машины нам передали поднос с блюдцами, стоящими в лунках, как на корабле, чтобы не расплескать. Я был потрясен настолько, что доставил Нине удовольствие.
— Почему вы так удивлены? — спрашивает Нина, — Разве у вас вдоль дорог нет закусочных?
-Нет.
— Почему?
— Потому что у нас нет дорог.
— А что есть?
— Направления.
— Так что же вы тогда подумали, когда я заказывала?
— Я подумал, что вы немного того, как говорят у вас, «кукукнулись». Высунулись из машины и из канавы требуете устриц с салатом. Или, думаю, у них в канаве кто?то сидит? Типа нашего дяди Васи, который насаживает в этой канаве устриц, как у нас угрей на правительственном озере.
— Что такое правительственное озеро? — не понимает Нина. Я пытаюсь доходчиво ей объяснить, что такое правительственное озеро, рыбный егерь, стрельба по уже застреленному кабану… Она внимательно слушает и обещает мне следующую свою елочную бумажную игрушку для выставки сделать по моим рассказам и назвать ее «Дядя Вася на правительственном озере».
ПОТРЯСЕНИЕ ВТОРОЕ
Второе потрясение я испытал в «стейк?хаусе». В переводе на русский «стейк?хаус» означает «дом бифштекса». Конечно, само название уже могло бы стать для меня потрясением. Я к чему привык? К Дому политпросвещения! У них «Дом бифштекса» — у нас «Дом политпросвещения». Потому что, кто чем может, тот тем свою страну и кормит. Единственное наше фирменное блюдо — это лапша на уши народу. Я бы даже предложил над каждым Домом политпросвещения честно писать — «Дом лапши»…
Однако потрясло меня не название. Меня потрясли размеры поданного мне бифштекса. Я многое видел в жизни. Но чтобы через всю тарелку, даже скорее блюдо, нагло раскинулся бифштекс! Не как у нас — копытце пони… Что по жесткости, что по размеру. А некий евроазиатский материк, как его рисуют на ученических картах. Более того, с двух сторон с тарелки не менее нагло свешивались уши — Европа и Чукотка.
Сидевший за одним из столиков в зале негр, как и я, не доел точно такой же бифштекс.
В этот момент я понял — правы, ох, как правы, наши телекомментаторы, которые ежевечерне сообщают нам, что негры в Америке недоедают!
ПОТРЯСЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Сто седьмой этаж небоскреба в Нью?Йорке. Ресторан высшего класса. Без пиджаков и галстуков не пускают. Уже ночь. Американцы обедают поздно. Глубоко под нами, разлинеенный огнями на «стриты» и «авеню», светится Манхэттен. Отсюда сверху, сдавленный Гудзоном и протокой, остров Манхэттен, на котором осел центр Нью?Йорка, похож на палубу корабля. И мы слегка покачиваемся на его главной мачте. Мачта так высока, что на нас то и дело набегают тучи, скрывая палубу.
Все ближе раскаты грома. Чем сильнее от ветра раскачивается мачта, тем тревожней становится на душе. Ощущение, что гроза наползает прямо на наш столик.
На обед меня пригласил мой товарищ со времен юности, ныне господин — Юрий Радзиевский. Двадцать лет назад он был одним из самых известных капитанов КВН. Возглавлял команду города Риги. Теперь он хозяин рекламного офиса. Если перевести с американского на советский — это значительно больше, чем директор Елисеевского магазина. Он знает английский. По?прежнему весел и находчив. Когда читаешь его рекламу электрической зубной щетки, поражаешься, как же ты жил без нее раньше? Недаром (и далеко не даром!) к нему тянутся самые богатые заказчики. За эти годы он много работал, понимая, что в Америке — каждому по труду! В его деле занята и его жена. Как бы сказали у нас, семейный подряд.