Хоть озеро в Бринкли и называют озером, а все же это просто юный пруд. Но для прогулок на лодке вполне просторный водоем, так что была там и пристань, и лодки для желающих. И вот на этой пристани сидела Бобби и ловила удочкой рыбу. Подойдя к ней, я сказал ей:
— Привет!
— Привет-привет. Ой, Берти, это ты приехал!
— Очень верное наблюдение. О, юная Роберта, не уделишь ли ты мне минуту своего драгоценного времени.
— Ну, давай быстро. А то у меня клюет. Нет, показалось. Так что тебе?
— Я хотел сказать…
— Да, кстати, мне сегодня утром мама звонила…
— А мне она звонила вчера утром.
Нет, показалось. Так что тебе?
— Я хотел сказать…
— Да, кстати, мне сегодня утром мама звонила…
— А мне она звонила вчера утром.
— Я так и знала. Так ты видел объявление в «Таймс»?
— Невооруженным глазом.
— Что, немного удивился?
— Совсем чуть-чуть.
— Я тебе сейчас все расскажу. Это была гениальная идея.
— Ты хочешь сказать, что это ты тиснула это объявление?
— Ну конечно.
— Зачем? — спросил я, сразу и без обиняков, как жених невесту.
— Я расчищала путь для Регги.
Я провел дрожащей рукой по лицу.
— Сегодня что-то происходит с моим слухом. Похоже, что ты сказала: -«-?
— Именно. Я облегчаю ему задачу. Чтобы мама его полюбила.
— А теперь мне слышится -«-.
— Именно это я и сказала. Все очень просто. Объясняю тебе это одним простым словом: я люблю Регги. Регги любит меня.
— Слов в шесть раз больше, ну да ладно. Так что за Регги?
— Регги Херринг.
Я обалдел.
— Ты это про старину Киппера?
— Не смей называть его Киппером.
«Интересное дело!» — воскликнул я, и мой голос немного потеплел. — «Если в частной школе, на южном побережье Англии, появляется парень с фамилией Херринг, как по-твоему должны называть его сверстники? Но что там насчет того, что вы друг друга любите? Ведь вы же никогда не виделись».
«Ничего подобного. В прошлое Рождество, в Швейцарии, мы жили в одном отеле. Я учила его кататься на лыжах». — При этих словах ее глаза мечтательно повлажнели. — «Я никогда не забуду тот день, когда собирала его по частям на склоне для новичков. Он так грохнулся, что его ноги были намотаны вокруг шеи на манер шарфа. Это все решило для меня. Мое сердце растаяло».
— И ты не смеялась?
— Конечно нет. Я его очень жалела.
Теперь я по-настоящему начинал ей верить. Бобби очень любила посмеяться: и воспоминание о нашей прогулке в саду в Скелдингз Холл, когда я наступил на зубья лежащих грабель, а они вскочили и дали мне деревяшкой по лбу, — это воспоминание из тех сувениров, которым я не очень-то любил хвастаться. Я-то помню, как она просто скрючилась от жалости!… И уж если вид Региналдьда Херринга, утепленного на манер шарфа собственными ногами, не вызвал у нее приступа такого же хохота, значит ее и впрямь задело за живое.
— Ну хорошо, — сказал я. — Пусть между вами действительно все так, как ты сказала. Тогда зачем раззвонила по всему миру о нашей помолвке?
— Я же тебе сказала. Чтобы мама его полюбила.
— Я где, на берегу пруда или у постели бредовой больной?
— Ты что, даже приблизительно не понял?
— + — километр.
— Ну ты же знаешь, в каких ты отношениях с моей мамой.
— Довольно натянутых.
— Она от одного твоего имени вздрагивает. И я подумала, что если она подумает, что собираюсь за тебя, а потом окажется, что это не так, она так будет рада спасению своей дочери, что любому зятю раскроет свои объятия, даже Регги. Пусть его имя и не цитируют в финансовых новостях и у него средний достаток, зато он прекрасный человек. А то мама вечно хотела мне в мужья какого-нибудь миллионера или герцога и с огромной недвижимостью. Теперь ты понял?
— О да, теперь я понял. Ты, как Дживз, делаешь акцент на психологии человека. Но ты действительно уверена в успехе?
— Абсолютно. Ну возьмем другой пример. Допустим, однажды утром твоя т. Далия узнает из газет, что на рассвете следующего дня тебя поведут на расстрел.
— Такого не может быть. Я поздно встаю.
— Ну а вдруг? Ведь она прочитает и вся испереживается, ведь так?
— Думаю, да, ведь она меня так нежно любит. Правда она частенько бывала со мной строговата. В детстве она одаривала меня подзатыльниками, а когда я малость повзрослел, она не раз говорила, что лучше будет, если я привяжу кирпич на шею и схожу утоплюсь. И все же она любит своего Бертрама, и уж если она действительно узнает, что меня пристрелили, то несколько дней у нее точно будет мигрень. Но почему ты про это заговорила?
— Ну представляешь, если она узнает, что все это ошибка, а расстреляли кого-то другого: ведь она же обрадуется, так?
— Да она просто подпрыгнет под потолок от счастья.
— Вот именно! Да она на радостях простит тебе все на свете. Все, что ты ни сделаешь — все будет хорошо. Она только рада будет. Так и моя мама — она как узнает, что я за тебя не выхожу — у нее прямо тяжесть с сердца упадет.
Единственно, с чем я мог согласиться, так это что я действительно имею вес в обществе.
— Но ты, надеюсь, потом ей объяснишь?
Мне нужно было обязательно утрясти этот вопрос. Жить с таким объявлением в «Таймс» слишком обязывает.
— Да, через неделю-другую. Не стоит с этим торопиться.
— Ты хочешь, чтобы я тебе подыграл?