— Они будут драться как тигры, чтобы заполучить его, — поддакнул я. — Такая купюра как Киппер может выпасть из оборота только на день, на два, не больше.
— Ты такой умный.
— О, благодарю.
— Я имею в виду не тебя, а Регги.
— Ах, Конечно же и Киппер вполне достоин такого звания.
— И все же, — заметила тетушка Далия, — мне думается, что когда вернется Апджон, вам нужно сделать все, чтобы умаслить его.
Я понимала, что она имеет в виду. Она предлагала прижать его к своей груди и так там и остаться.
— Точно, — заметил я. — Ты должен накачаться обаянием, Киппер, и есть шанс, что он заберет иск обратно.
— Он определенно так и сделает. Никто не может устоять перед тобой.
— Ты и вправду так думаешь, дорогая?
— Конечно, дорогой.
— Будем надеяться, что это так, дорогая. А между тем, — продолжил Киппер, — если я срочно не выпью виски с содовой, я развалюсь. Вы не возражаете, миссис Траверс, если я пойду и попрошу, чтобы мне налили?
— Именно это я и хотела предложить тебе сама. Лети, мой юный Бемби, лети и приложись к спасительной влаге.
— Я бы тоже не отказалась немного выпить. — сказала Бобби.
— И я тоже, поддакнул я, внимая народному гласу. — Но я бы остановился, — сказал я, когда мы уже вышли из комнаты, — я бы остановился на портвейне. В нем больше солидности. Поищем Сордфиша. Он нас обслужит.
Попа Глоссопа мы нашли в буфетной, где он начищал до блеска столовое серебро. Он несколько удивился от такого наплыва народу, но узнав, что наши глотки иссохли от жажды, он откупорил нам бутылку хорошего вина. Тут мы немного повосстанавливали нервные клетки, потом Киппер, который все это время находился в молчаливой задумчивости, встал и сказал, что он извиняется, но ему надо пойти побыть одному. Я видел, как Поп Глоссоп проводил Киппера острым взглядом, и понял, что он заинтересовался моим другом в плане второго своего призвания. Психиатр — он и на работе дворецкого психиатр. Вежливо дождавшись, когда дверь за Киппером закроется, Глоссоп поинтересовался:
— Мистер Вустер, мистер Херринг ваш старый друг?
— Зовите меня Берти.
— Ах, простите, Берти. Значит, вы уже некоторое время с ним дружны?
— Мы, считай, вылупились из соседних яиц.
-И он также друг мисс Уикам?
— Сэр Родерик: Регги Херринг и я помолвлены, — заметила Бобби.
При этих словах Глоссоп прекратил всякие расспросы. Он только сказал «О!…» — и начал обсуждать стоявшую погоду, и он ее обсуждал, пока Бобби, которая все это время так же проявляла признаки нервозности, не сказала, что она, пожалуй, сходит и посмотрит, как там он… Избавившись таким образом от необходимости продолжать про погоду, сэр Родерик тотчас же приступил к разговору.
— Мне не хотелось говорить этого при мисс Уикам, так как она помолвлена с мистером Херрингом, я не хочу лишний раз беспокоить ее, но у этого молодого человека все признаки невроза.
— Он не всегда такой чокнутой, каким выглядит сегодня.
— Но все же…
— Знаете, что я вам скажу, Родди. Если бы с вами случилось то, что произошло с ним, у вас тоже был бы невроз.
И я все ему рассказал: не повредит здоровью узнать его мнение насчет истории с Киппером.
«Теперь вы знаете все». — закончил я. — «Единственный способ избежать того, что равносильно собственной смерти — а именно: дать ограбить своих работодателей на сумму, превышающую порог их жадности, — единственный способ — это помириться с Апджоном, что по мнению любого нормального человека может быть равносильно только собственной смерти.
Посудите сами: четыре года он прожил с ним бок о бок в Мэлверне и так и не смог наладить с ним отношений. Трудно представить, как он это сделает теперь. Вся эта затея сущее impasse по-французски, то есть полный тупик: формулы примирения не существует.»
К моему удивлению, вместо того, чтобы пощелкать языком и покачать головой в знак того, что ситуация действительно серьезная, сэр Родерик озорно засмеялся: очевидно, во всем происходящем были свои светлые моменты, но я до них своим умом дойти не мог.
— Вы знаете, просто невероятно, дорогой Берти, — сказал он, — насколько все это напоминает мне мою собственную молодость. Мне припомнились случаи из собственной жизни, о которых я не вспоминал годами. Пока вы мне рассказывали о злоключениях своего друга Херринга, как будто спала пелена, покрывавшая мое давнее прошлое, как будто сломалась пружина времена, отпустив стрелки часов назад: я снова почувствовал себя молодым двадцатилетним парнем, попавшим в причудливую историю с Бертой Симмонс, Джорджем Ланчестером и отцом Берты, мистером Симмонс, который в то время проживал в Путней. Занимался импортом топленого жира и масла.
— Так что вы говорите за причудливая история?
Сэр Родерик снова повторил состав действующих лиц, выдвинул предложение выпить еще портвейну, — предложение было принято вместе с портвейном, — а затем он продолжил:
«Джордж, молодой человек, кипевший страстью жизни, познакомился с Бертой Симмонс в ратуше города Путней на благотворительном вечере-дансинге в помощь вдовам вокзальных носильщиков, в результате чего он влюбился с первого взгляда. Любовь оказалась взаимной. Когда, на следующий день, Джордж встретил Берту на улице, он пригласил ее в кондитерскую, где предложил ей мороженое, руку и сердце, которые с радостью были приняты. Она рассказала, что когда накануне танцевала с ним, на нее как будто что-то нахлынуло.