Эми кивнула.
— Рада познакомиться с вами, мисс Хантли.
Прежде чем секретарша успела ответить, раздался звучный голос Гиббза:
— Мисс Хайнс лишь вчера вечером прибыла в наш город. Она пишет такой подробный рассказ о Бейтсе, что ей хотелось бы поговорить об этом с мистером Ремсбахом.
Дорис Хантли на секунду перевела взгляд своих карих глаз на Эми, как бы оценивая ее, однако ее ответ был адресован Гиббзу:
— Мне жаль, но он в мастерской в Марсивилле. Вернется, вероятно, лишь во второй половине дня. — Она снова повернулась к Эми. — Где он сможет вас тогда найти?
— Я остановилась в гостинице, — ответила Эми.
— Попросите его позвонить ей, когда он освободится, — сказал Гиббз. — Передайте ему от меня, что мне нравится его идея. Я имею в виду ту приманку для туристов, которую он открывает. Хоть чем-то мы прославимся.
Дорис Хантли кивнула.
— Как только он вернется.
— Спасибо. Еще увидимся.
Секретарша снова кивнула и возобновила свою работу. Когда Эми и ее спутник дошли до двери, она уже стучала на машинке.
— Весьма привлекательная, — тихо произнесла Эми.
— Отто таких любит, — откликнулся Хэнк Гиббз. — Не могу сказать, что я осуждаю его за это.
Когда они вышли на улицу, Эми вновь заговорила своим обычным тоном:
— Насколько я могу судить, Фейрвейл еще не вступил в компьютерный век?
— Не совсем так. Компьютеры есть в банке, в супермаркете и, может быть, в четырех-пяти офисах в городе. Наверное, Отто ждет, как пойдут дела с собственностью Бейтса. Пока церемонию открытия откладывали дважды: один раз из-за какой-то задержки с доставкой мебели и второй — из-за этой истории на прошлой неделе.
— Забыла спросить вас об этом, — сказала Эми. — У вас есть какая-нибудь теория?
— Моя теория заключается в том, что никто ни черта об этом не знает, — ответил Гиббз. — И никто не узнает, пока не появится хоть какое-то представление о мотиве. Кому понадобилось убивать таким образом одиннадцатилетнюю девочку? Она не подверглась сексуальному насилию, у нее не было проблем в семье или в школе. Загадка.
— А эти репортеры, которые приезжали сюда после убийства, — продолжала Эми. — Вы разговаривали с ними об этом?
Гиббз кивнул, переходя вместе с ней через дорогу.
— Они сами на меня вышли. Один парень из Спрингфилда, один из Сент-Луиса,[5] и еще один внештатный журналист, который пишет о нашем округе в газетах Канзас-сити. Я рассказал им все, что слышал, после чего направил их к Энгстрому, в офис коронера и к людям из дорожно-патрульной службы. Полагаю, отовсюду они вышли с пустыми руками, поскольку в течение следующих двух суток все как один исчезли из города, даже не попрощавшись. А в газетах со времени первых сообщений так ничего нового и не появилось.
Он открыл дверь и, как и в прошлый раз, придержал ее, пропуская Эми вперед. Они вошли в небольшое двухэтажное здание, оригинально сконструированное из бетонных плит, выложенных в виде квадратов с прямоугольными оконными проемами на верхнем этаже. То, что здание проектировал не Ле Корбюзье,[6] было понятно с первого взгляда.
— Офис Роусона, — сказал Гиббз.
Этот офис, как и предыдущий, тоже находился с левой стороны коридора, примерно на таком же расстоянии от входа, что и кабинет Отто Ремсбаха. На пластмассовой табличке, прикрепленной к верхней части темной двери, значилось: Клиффорд Роусон, доктор медицины.
В приемной терпеливым посетителям предлагался стандартный набор сомнительных удобств. Эми пришло в голову, что, вероятно, в эту самую минуту сотни тысяч озабоченных страдальцев сидят на неудобных стульях во врачебных приемных, в точности похожих на эту.
Однако в приемной Роусона, кроме них, сейчас не было никого, да и они задержались там ненадолго. Гиббз подошел к стойке со стеклянным верхом и постучал по стеклу. Регистраторше, сидевшей за столом, было, наверное, лет тридцать с небольшим: волосы черные, глаза почти фиолетовые, и — кто бы мог подумать? — она стучала по клавиатуре небольшого компьютера. Во всяком случае, до тех пор, пока Хэнк Гиббз не обратил на себя ее внимание.
Они заговорили, регистраторша улыбалась, кивала и что-то говорила, а Эми меж тем ловила на себе ее косые взгляды. Потом, перестав смотреть в ее сторону, сотрудница поднялась и исчезла в коридоре, который начинался сразу за ее рабочим местом.
Гиббз подошел к Эми.
— Роусон здесь. Я сказал ей, что вы хотите с ним встретиться.
— А почему она меня так разглядывала? — спросила Эми.
— Мардж? — Гиббз рассмеялся. — Не обращайте внимания. Мы с ней одно время встречались.
Эми нахмурилась.
— Это шутка?
— Нет, — ответил Гиббз. — Вовсе нет.
На этом розыгрыш — если Гиббз и вправду хотел ее разыграть — закончился, ибо дверь офиса открылась и регистраторша кивком пригласила их войти.
Личный кабинет доктора Роусона находился в дальнем конце помещения, за двумя смотровыми комнатами и секцией с медикаментами. В нем стоял большой письменный стол, перед ним два маленьких стула, у стены напротив окна — книжный шкаф. На стене за письменным столом висело полдюжины дипломов и сертификатов, заключенных в рамки. Вся эта экспозиция была призвана аттестовать Клиффорда Мэтью Роусона как целителя, хирурга и одного из последних представителей вымирающей породы врача общей практики — обладателя очков в роговой оправе.