Впервые мы боролись друг с другом четверть часа, прежде чем он сдался. Оба мы потом были насквозь мокрые.

Едва успели покинуть артиллерийскую позицию, когда она была подвергнута интенсивному обстрелу тяжелыми орудиями противника. Куски и комья земли падали в воду справа и слева от брода, где мы нашли укрытие. Когда я отпустил поводья во время перерыва в обстреле, конь поднялся по склону и перемахнул через траншею без колебаний.

Позднее я прошел по землянкам и встретил унтер-офицера Карла, который два дня назад вернулся в часть с задания, потребовавшего его отсутствия в течение почти года. Карл – высокий белокурый парень, который может служить примером хорошего товарища и хорошего солдата. «Ну что, хорошо вернуться в старую компанию?» – спросил я его. «Господин, – сказал он, подыскивая подходящие слова, – когда вернулся, то заметил это сразу, и ребята так же говорят: тут теперь совершенно другая атмосфера».

Разве не стоит вести такую жизнь, как эта? Мои дни так насыщены, что кажется, что они надвигаются друг на друга. Мой отпуск уже давно позади, и, хотя иногда меня гложет тоска, я скоро это преодолею. Каждый день мы заново ощущаем, что это лето для нас подарок. Мы живем сегодняшним днем.

Я лежал на склоне у землянки. Середина дня. Одеяло подо мной стало горячим. Не было ни ветерка. Насекомые, поблескивая хитином, носились в воздухе. Они издавали нежные жужжащие звуки, подобно органу. Мои мысли уносились в волнах светлого пурпура, и мечты подняли свои красные паруса.

Не знаю, как долго я там лежал, когда телефонная трубка соскочила с аппарата и ударила меня по плечу. Я вскочил, шатаясь в полудреме. Что это было? Было ли это черно-белое козлиное лицо Пана, нависшее надо мной со злобным оскалом? Он был недвижим, уставившись на меня своими желтыми глазами и насмешливо улыбаясь, окруженный покачивающейся травой, а ветер развевал его редкую бороду.

Бог-козел Пан, ты ставишь на карту этот дальний Восток? Но затем подал голос телефон, и я осознал, что это был всего лишь наш маленький козел. Он запрыгал и поскакал прочь за своим приемным отцом, пока его тонкое блеяние не смолкло в полуденном зное. Я проследил за ним взглядом, улыбаясь, и снял трубку. «…Привет, Свирель». – «Это Лютня?» – «Готовьтесь к бою!» И свирель бога-козла заглушило «пение» наших больших пушек.

Я брел по жаре к нашему огороду. Он разбит среди диких лугов, как остров на ладони Господа Бога. Я чувствовал прикосновение земли своими босыми ногами. Странно, что можно устраивать огороды здесь, на линии фронта, и мы этому благодарны. Лица людей расслаблены и умиротворенны, когда они наклоняются над растениями. Нам всегда недоставало в нашем рационе салата и овощей, и было делом холодного расчета засадить овсом и картофелем сто двадцать акров земли в районе развертывания эшелона.

Но радость от работы очевидна, и у многих из нас были дополнительные семена, присланные из дома. Вечерами обитатели нашей землянки стояли вокруг своей маленькой цветочной клумбы и, прикрываясь грубоватой иронией, открывали друг другу потайные дверцы своих сердец. Для чего еще они сеяли цветы? Любо-дорого смотреть, как они следят за тем, как прибавляют в росте подсолнухи, резеда, настурции, астры и скромные ноготки. Я знаю, что об этом уже говорилось, но безмятежность растений для человека имеет значение больше, чем когда-либо, в такое время, когда нарушен священный порядок вещей.

В обычные времена я бы пришел с букетом свежих цветов. Жаль, что не могу этого сделать. Не могу и бродить по этим полям, составляя самый великолепный букет, но зато я могу принести собственноручно выращенные цветы, нежные маки, которые утром раскрывают свои лепестки – красные, желтые и фиолетовые. Если бы я только мог привезти их вам! Вы знаете, как дома я набирал их, растущих в изобилии, и дарил всем, кто делил со мной эту радость.

По вечерам, когда растениям нужна вода, мы идем к небольшому ручейку с кувшинами и ведрами и поливаем их через жестянки с продырявленным дном. Низина наполняется смехом мужчин, выливающих воду друг другу на голову. В неподвижном воздухе комары в кустах исполняют свой танец за тонкой дымкой. Но они нам не слишком докучают, потому что постоянно дует ветерок, и ни одна фальшивая нота не нарушает этой великой симфонии воды и солнечного света, аромата трав и теплых ночей и этого мира, который воцарился над нашим сектором, как купол колокола.

Я был в лагере в лесу, когда получил свою почту, и у меня не было времени прочитать ее. Когда наконец удалось это сделать, мы успели проделать большой путь; и Врен и я спешили к дому. Поводья лежали на его шее, время от времени я отмахивался от комаров. Дорога образовывала черную полосу сквозь мокрую траву, протянувшуюся на земле по правую и по левую стороны – зеленого, желтого и фиолетового цветов со светлыми вкраплениями колокольчиков и лютиков. Но когда я отложил лист бумаги, уже виднелись только красные метелки и щавель в лучах заходящего солнца, как бесчисленные маленькие сердечки.

Я пришпорил Врена.

Глава 14
НА СТОЛБОВОЙ ДОРОГЕ

В последнее время линия фронта противника оставалась практически неизменной. То же самое можно сказать в отношении его артиллерийских позиций, которые примерно равны нашим. Танки появлялись редко. Это самый спокойный сектор из всех, которые у нас только были. Но все равно активно действуют разведывательные отряды противника. В течение июня мы отогнали тридцать шесть из них, а 24 июня отбили атаку силой батальона к югу от Пышиенки, когда он потерял двести сорок из трехсот шестидесяти человек.