С такими людьми трудно ладить в тылу, но на фронте, если они попадают в руки к хорошему офицеру, они могут превратить роту в первоклассную боевую единицу, потому что их боевой дух и смелые решения передаются всем остальным. Мужество и смелость заразительны, точно так же, как и трусость.
Вечером пошли длинные донесения об активности противника. Они дополнили картину. Атаку ожидали. Она началась в 3.00. Противник открыл огонь всеми имеющимися у него средствами, ослепляя наши пункты наблюдения, обстреливая артиллерийские позиции, сосредоточивая огонь на нашем плацдарме в Р. Почти сразу же замерли проводные линии связи; сообщение об атаке пришло по радио. Прием был слабым. Мы открыли заградительный огонь вслепую, ориентируясь на шум боя, усиливавшийся вокруг Р.
На рассвете мы вышли наружу и наблюдали черный дым от разрывов снарядов на краю леса, наползающий к нашим огневым позициям. На артиллерийских позициях один человек получил ранение. Около ста двадцати снарядов среднего калибра упали около НП. Мы открыли заградительный огонь всей своей мощью, сделав от восьмисот до тысячи выстрелов, но на самом деле говорили, что их было почти две тысячи, и половина из них – по Р. Наши собственные потери были невелики, а позднее на НП сообщили, что штурм Р. был сорван огнем нашей батареи.
Эшелон снабжения прибыл в 4.00. В 14.00 в дождь и снег мы грузились на поезд. К железнодорожной станции вела бревенчатая дорога, там была временная погрузочная платформа. Громоздкие русские вагоны сильно повреждены. Паровоз был гигантским. Дождь хлестал по грязным лужам, ветер гудел в телеграфных проводах. Орудийные команды поднялись с грязью на руках и груди. Но без спешки и без задержки машина за машиной закатывались вверх по наклонной платформе – орудия и передки орудий, фургоны связи, повозки канцелярии, кузница, полевые кухни и легкий транспорт.
Я все еще помню, как мы качали головами, когда получили первый местный фургон, когда еще были в Кульме. Это был тип автомобиля с решетчатой надставкой борта кузова, такой, какие крестьяне используют для перевозки сена. Мы покрасили машину в серый цвет, чтобы сделать ее хоть немного похожей на военную, но всегда стыдились ее, и нам приходилось тащиться в самом конце колонны – эдакой цыганской кибиткой.
Ну а сегодня? Сегодня все движимое имущество огромной армии погружено почти исключительно на такие повозки. Высокие фургоны, на которых когда-то французы возили фураж, уже давно забыты. Те фургоны, что есть у нас теперь, уже даже меньшего размера; это жалкие, потрепанные, маленькие рессорные двуколки. Но они проходят через любую непролазную грязь, и, если вязнут по самые оси, пара лошадей может легко их вытащить. С дружным «раз, два – взяли» артиллеристы могут поднять груженую повозку и поставить ее на место.
Следующими по наклонной платформе пошли лошади, по пять пар на открытую товарную платформу. Все прошло гладко, на нашей батарее – старая опытная команда. И мы покатили на запад…
В Р. мы увидели поезда, груженные новыми пушками и сельскохозяйственными машинами, орудиями войны и мира. После всех разрушений здесь уже чувствовалась рука хозяина. Даже на самых маленьких станциях было некое подобие сада с травой, деревьями и дорожками, и даже там, где было снесено полдома, пехотинцы устраивали свои собственные маленькие садики и лужайки перед домом.
Мы двигались по коридору в пределах досягаемости вражеских батарей. Однажды мы увидели два черных грибовидных столба взрывов в двухстах метpax от путей, но из-за шума поезда мы едва слышали звуки разрывов. Где-то на рассвете услышали гул пикирующего самолета, но он совершал рейд где-то в стороне.
Некоторое время спустя фельдфебель Вайзе сел в поезд. Повстречав сержанта Конрада, он спросил его: «Что-нибудь происходит?» – «Абсолютно ничего, – отвечал Конрад, – за исключением того, что прошлой ночью мы отбили еще одну атаку, тысячу выстрелов среднего калибра. Вот, пожалуй, и все».
Полчаса спустя фельдфебелю случилось быть во временной штаб-квартире дивизии и услышать там следующее: «Фантастическая история! Русские прорвались с танками и моторизованной пехотой. По нашему сектору выпущено две тысячи снарядов. Но 11-я и 12-я батареи добились хороших результатов». Вот как в геометрической прогрессии может быть раздута какая-нибудь новость соответственно расстоянию в милях от линии фронта.
Мы проследовали до конца коридора, так сказать, к ногтю пальца, к которому тянется другой палец в стремлении замкнуть кольцо. Между ними промежуток примерно в восемьдесят километров. Но противник не сможет им особенно воспользоваться, местность не благоприятствует тому. Она голая и однообразная. Насколько хватает взгляда – ничего, кроме степи с низкорослыми деревьями и смешанных лесов. Жалкие маленькие деревушки на холмах выглядят даже еще более унылыми в дождь, такими же черными, как и болота, на которых они стоят.
Даже на холме, если копнуть лопатой, в мокрой черной болотистой почве сразу же появляется вода. Транспорт глубоко вязнет в болоте, и нам приходится впрягать в каждую повозку по четверо лошадей. Говорят, русским приходится носить свои боеприпасы за тридцать километров. У нас хоть есть железная дорога, вместо того чтобы тащить все на своем горбу.