Так что мне кажется, вовсе не имеется в виду, что мы должны принять смерть как нечто естественное, просто как атрибут естественного хода развития. Это означало бы, что мы заранее устраняемся, что мы не будем руководствоваться никакой другой мыслью, что без этого последнего завершения наша жизнь была бы бесполезна.
Смерть в бою – славное завершение жизни мужчины, но оно не единственное. Потеря его для народа и страны может быть восполнена. Никто не вечен, даже лучшие из нас. Появятся новые поколения, и им передадутся вся наша сила и все способности, постольку поскольку человек знает, как умирать. Каждый отдельный человек должен продолжать борьбу, осознавая, что реализация его собственных потенциальных возможностей может состояться.
Если рискуешь жизнью, как бы вновь обретая ее каждый день и ценя еще выше, если находишься на волосок от смерти, потому что игра в орлянку с судьбой возбуждает, признаешь смерть естественным завершением своей жизни и даже в смерти находишь удовлетворение, получая наконец в ней облегчение. Если опасная жизнь – только период в жизни и отпечаток ее очарования откладывается на каждом, то смерть в бою – всего лишь один из многих возможных вариантов. Это преждевременный конец; его не принимаешь с безразличием, но его можно принять хладнокровно. Его можно встретить спокойно и с самообладанием, с достоинством, которое сопутствует осознанному отношению к жизни, и с желанием нанести наибольший урон врагу, как можно дороже продать свою жизнь, исполнить свой суровый долг до конца.
Но не столько мысль о нашей собственной смерти трогает нас, сколько опасение за жизнь тех, кого мы любим. Мы чувствуем уверенность в своей собственной силе и горды тем, что избежали смерти. Чувствуешь себя равным той опасности, которой можешь посмотреть в глаза; даже если она оказывается слишком большой, для того чтобы ей противостоять, а волна темноты, окутывающей наше сознание, обрушится ненадолго. Но как только опасность позади, мы снова окунаемся в жизнь.
В эти лунные ночи прозрачный туман висит среди елей, а серебристая трава скрипит под ногами. Приближается вторая зима нашего пребывания здесь. Уверен, что уроки первой зимы будут учтены нами.
Но нам более чем когда-либо понадобятся наше мужество и настойчивость, так же как и сила духа, чтобы жить, не питая иллюзий. Потому что то, что мы делаем, – неблагодарная работа. Нам предстоит выстоять либо пасть. Это – безжалостная война.
25 сентября 1942 года. Все точно так же, как было в прошлом году, когда мы стояли перед населенным пунктом Белый, когда соорудили свое первое убежище в стене и сложили трубу из торфяных кирпичей. С того времени мы кое в чем преуспели: мы вставили одну в другую несколько консервных банок, а также сняли выхлопную трубу с подбитого русского бомбардировщика. Но размеры очага оставались теми же: один штык лопаты в ширину, один в высоту и два в глубину. Сначала всегда дымит труба. Потом земля подсыхает, дрова начинают потрескивать, и мы предаемся воспоминаниям: «Обратный путь… да… ты помнишь?..»
Сегодня я вернулся на батарею. У входа в землянку сидел Шмук над ведром варящейся картошки. Я взял пару картофелин, очистил их от тонкой кожуры. Они были чудесными и горячими, но я почувствовал это только после того, как перед тем совершил прогулку. Я понял, какое это наслаждение есть картошку. Я был полностью удовлетворен, и мне опять пришло в голову, насколько мы стали ценить маленькие радости.
Я снова исполняю обязанности передового наблюдателя. Я должен был сменить кого-то дальше на правом фланге, и новый приказ застал меня, когда я уже был в пути. Мы совсем мало прошли в ту ночь со своей экипировкой и снаряжением, а шагать было не очень-то легко с грузом за спиной и с еще одним на груди, в резиновых сапогах, как в ластах ныряльщиков, по грязи и лужам через этот хилый кустарник, где все время приходится следить за тем, чтобы не потерять верное направление.
Но каждая дорога где-нибудь да кончается. Позицию удерживает баварская часть. Огневой рубеж тянется через голую местность. Узкая и достаточно сухая на холмах линия, но в низинах она заполнена водой, приходится хлюпать по грязной воде.
Пулеметные огневые точки выдвинуты вперед, как маленькие бастионы. Они держат под обстрелом впередилежащую местность, усеянную ложбинами с кустарником. Повсюду – подбитые танки. Такое впечатление, будто наша позиция была неким волнорезом, укрощающим волну, как выброшенную на берег гигантскую армаду. Здесь, на холме, позиция хорошо оборудована. Есть водоотводные канавы; грязь задерживается, а вода становится достаточно чистой для того, чтобы умываться и мыть котелки. Короткие траншеи ведут к уборным и мусорным ямам. Ход сообщения связывает нас с тылом. Единственная неприятность в том, что из-за высокого уровня воды блиндажи неглубокие. Приходится ходить пригнувшись, укрываясь за выступом траншеи, если хочешь уберечься от пули. В одном окопе – два человека, и один может только переползать через другого. Сидеть прямо невозможно. Ни наверху, ни внизу, ни даже по бокам нет ни метра свободного пространства. Каждое движение становится целой процедурой.