Когда я писал «Сколь их компания приятна», одна из сторон этого прощания выглядела простой и очевидной: чтобы узнать писателя, необходимо не познакомиться с ним лично, а прочесть то, что он написал. Рассказ возник сам собой в результате внезапного открытия: некоторые из моих самых близких друзей — люди, с которыми я никогда не буду лично знаком.
На то, чтобы понять другую сторону прощания с секретами, мне понадобилось несколько лет. Что вы можете сказать читателю, который подходит к вам в аэропорту, зная о вас больше, чем о своем родном брате? Мне с трудом верилось, что я доверяю свою внутреннюю жизнь не одинокой пишущей машинке, и даже не листу бумаги, но живым людям, и время от времени они будут появляться и говорить:
— Привет!
А это не так уж приятно для того, кому нравятся вещи, далекие от +n$a*. ) суеты — небо и алюминий, и места, где по ночам стоит тишина.
— Эй, привет! — эти слова могут испугать, если вдруг слышишь их в месте, которое всегда считал укромным и уединенным. И благожелательность, с которой они произнесены, не имеет при этом никакого значения.
Сейчас я рад, что было уже слишком поздно звонить Невилу Шюту, или Антуану де Сент-Экзюпери, или Берту Стайлсу, когда я понял, что люблю тех людей, которыми они были. Потому что я мог только лишь испугать их своими восхищенными похвалами, заставить возвести стены «я-рад-что-книга-вам- понравилась», отгородившись ими от моего вторжения. И теперь я знаю их гораздо лучше, поскольку никогда не разговаривал с ними и ни разу никого из них не встречал в книжных магазинах на плановых мероприятиях, где раздают автографы. Я не знал этого, когда был написан рассказ «Сколь их компания приятна», но все равно получилось не так уж плохо: В конце концов, приятно, когда новые истины соответствуют старым без натяжек и допущений.
Подавляющее большинство вошедших в данный сборник рассказов было напечатано в специальных журналах. Несколько тысяч человек, возможно, прочитали их и выбросили или сдали бойскаутам на макулатуру. В том мире, где пишутся журналы, все так мимолетно. Жизнь, по продолжительности равная жизни майской бабочки, и смерть — это если тебя не печатают вовсе.
Вот они — лучшие из моих бумажных детей. Я спас их, извлек из-под многотонных гор мусора, не дал погибнуть в огне и дыму, они снова живы, они бросаются со стен замка, твердо веря в то, что полет — это радость. Перечитывая их сегодня, я слышу свой собственный голос, он гулко отдается в пустой комнате:
— Замечательный рассказ, Ричард! Именно это я называю красивой литературой!
Они смешат меня, а кое-где — заставляют плакать, и за это — нравятся мне.
Возможно, какие-то из моих детей могли бы быть вашими. И, кто знает, может быть, им удалось бы взять вас за руку и помочь вам прикоснуться к той части вашего дома, которая есть небо.