Я мог бы сообщить его местонахождение спасательным группам и мог бы сказать о Удачи тебе» перед тем, как он отстрелит свое катапультное кресло в черноту. Летим мы вместе, но мы так же одиноки, как четыре звезды в небесах.
Ты вспоминаешь разговор с приятелем, который так и сделал, покинул свой самолет в ночном полете. У него загорелся двигатель, и остальная группа была совершенно бессильна чем-либо ему помочь. В то время, как его самолет снижал скорость и терял высоту, один из них крикнул ему: «Не слишком тяни с катапультированием». Эти беспомощные слова были последним, что он услышал перед тем, как катапультировался в ночь. Эти слова — «Не слишком тяни» — сказал человек, которого он знал, с которым летал вместе, *. b. `k) ужинал вместе с ним, и смеялся вместе с ним одним и тем же шуткам.
Четверо мужчин, летящих сквозь ночь вместе и каждый в одиночку.
— «Шахматка», проверка топлива.
Снова голос ведущего прорезает безмолвие мощного рева двигателя. Снова ты отваливаешь в сторону, вглядываясь в показания тускло светящейся стрелки.
— «Шахматка Два», двадцать одна тысяча фунтов, — твой по-чужому звучащий голос пробивается сквозь легкие помехи.
— «Шахматка Три», двадцать две тысячи.
— «Шахматка Четыре», двадцать одна тысяча.
И снова ты подтягиваешься в строй, назад, к проблесковым огням.
Мы взлетели всего час назад, а уровень горючего говорит, что пора снижаться. Как горючее скажет, так мы и делаем. Странно, какое огромное уважение мы испытываем к этому топливомеру. Даже пилоты, не питающие уважения ни к Божеским законам, ни к человеческим, уважают топливомер. Его законов не обойдешь, никаких туманных угроз наказания в неопределенном будущем. Ничего личного. «Если ты вскоре не приземлишься, — холодно говорит он, — твой двигатель остановится, когда ты будешь еще в воздухе, и ты выбросишься с парашютом в темноту».
«Шахматка», контроль снижения, и аэродинамические тормоза: выполнять.
Снаружи доносится рев черного воздуха по мере того, как две металлические пластины, — твои аэродинамические тормоза, — выталкиваются в воздушную струю. Красный огонь мигает по-прежнему, но теперь ты двигаешь вперед ручку управления, чтобы вслед за ним начать снижение к невидимой земле. Абстрактные мысли улетают в глубины твоего разума, и ты сосредотачиваешься на том, чтобы держать строй, и на крутом снижении. Такие мысли — только для высот, ибо по мере приближения земли тебя все больше занимает безопасное пилотирование. Преходящие, конкретные мысли, от которых зависит твоя жизнь, теснятся у тебя в мозгу.
Отверни чуть в сторону, ты слишком близко от его крыла. Лети ровно, не позволяй маленьким завихрениям вытолкнуть тебя из строя.
Безликая турбулентность порывами бьет по твоему самолету по мере того, как вы одновременно делаете разворот на двойной ряд белых огней, — разметку ожидающей вас посадочной полосы.
— «Шахматка», заходим на посадку, шасси выпущено у всех четверых.
— «Шахматка», вас понял. В зоне ваш номер первый, ветер северо-северо- восток, четыре узла.
Забавно, что летя в наших герметически закупоренных кабинах со скоростью триста миль в час, мы все еще должны знать о ветре, о древнем ветре.
— «Шахматка», на переломе.
Сейчас никаких мыслей, только доведенные до автоматизма навыки посадки. Аэродинамические тормоза и шасси, закрылки и ручка газа; ты летишь по маршруту захода на посадку, и через минуту слышишь успокаивающий визг колес по бетону.
Думай о белизне. Думай о слепящем искусственном свете, отраженном отполированными крышками столов в комнате для дежурных экипажей. Надпись на доске: «В эскадрилье вечеринка: в 21-00 сегодня. Все пиво, которое сможете выпить, — БЕСПЛАТНО! »
Ты на земле.
Все пиво, которое сможете выпить, — БЕСПЛАТНО! »
Ты на земле. Ты дома.
Находка в Фэризи
Это случилось во вторник, в городишке Фэризи, штат Вайоминг. Помню, я решил отсидеться недельку на земле, потому что квалифицированные механики были заняты и не могли заменить масло в моем самолете до следующего вторника. С момента, предыдущей замены масла, которого хватало на двадцать /obl летных часов, я налетал двадцать четыре часа пятьдесят семь минут, так что летать я, конечно, не мог.
Когда я уже выходил из ремонтной мастерской Федерального авиационного управления, с небес донесся грохот, и дюжина легких самолетов неожиданно приземлилась на траве, в запрещенном месте, да еще, как я позже узнал, без радио. Они молниеносно сосредоточились вокруг ремонтной станции ФАУ, дюжина одетых в черное мужиков в масках выпрыгнули из кабин и окружила нас, направив на нас взведенные револьверы 44 калибра.
— Мы сейчас заберем всю вашу техническую документацию, — тихо и спокойно заявил предводитель шайки. Голову его обтягивал черный шелковый капюшон, и судя по тому спокойствию, с которым он целился в нас из своего револьвера, ясно было, что подобное он проделывал уже не раз. — Все, что у вас есть, все записи обо всех самолетах и двигателях, вынесите сюда, будьте добры.
Это было нелепо, невероятно, средь бела дня: и вооруженное нападение! Я хотел было закричать, но штатный инспектор ФАУ, не дрогнув ни единым мускулом, сказал:
— Делайте, как он говорит, ребята, отдайте им всю техническую документацию.
Трое штатных механиков отступили в контору под наведенными на них дулами.
— Что здесь происходит? — спросил я. — Что это такое?
— Ты там, потише.
— Что значит, потише? Это же беззаконие! НА ПОМОЩЬ! ФАУ! ГРАБЯТ!
Когда я пришел в себя, я лежал на раскладушке в какой-то горной пещере, хорошо освещенной и очевидно являющейся частью обширного комплекса некоей скрывающейся группировки. Мой самолет был воткнут в каменный Т- образный ангар, вырубленный в громадной наклонной стене, а одетый в черное бандит как раз заканчивал замену масла. Затем он принялся снимать прерыватель-распределитель магнето, и тут я подскочил, как ужаленный.
— Стой! Не смей этого делать! Ты не дипломированный механик! Поставь все на место!
— Ну, если я не дипломированный механик, тогда я не смогу поставить это на место, верно? — Он говорил спокойно, не глядя на меня. — Прошу прощения, что нам пришлось забрать вас с собой, но в Фэризи документации оказалось больше, чем мы рассчитывали, и мы были вынуждены позаимствовать ваш самолет, чтобы перевезти весь груз. Мы так подумали, что вы не захотите остаться без самолета. А ваше левое магнето при взлете сбросило пятьдесят оборотов в минуту.
Никакие доводы разума до таких людей не доходят, но я все еще был в замешательстве и мысли путались у меня в голове.
— Велика важность эти пятьдесят оборотов. Я могу сбросить даже семьдесят пять и все еще оставаться в рамках правил.
— Разумеется, можете, но пребывание в рамках правил не значит, что вы правы. — Он немного помолчал. — Точно так же, как быть правым не значит быть в рамках закона. Это магнето дает перебои зажигания каждые полторы минуты. Вы этого никогда не замечали?
— А как я мог заметить? Я никогда не летаю на одном магнето. Перед взлетом я проверяю оба, и если обороты падают меньше чем на семьдесят пять:
— : вы спокойненько взлетаете.
— Конечно, взлетаю. Я учился по учебникам и летаю по учебникам.
Я всегда этим гордился.
— Да помогут нам небеса, — последовал краткий ответ бандита.
Спустя несколько минут, пока он был занят работой, я набрался храбрости и спросил:
— Что вы намерены со мной сделать?
— Отпустить вас.