Паук минуту не двигался. Будто размышлял: идти в руки девушки или нет. Наконец, решился и заполз на теплую мягкую ладонь, щекоча Дануту щетинистыми лапками.
— Умный паучок. Славный паучок, — похвалила его ведунья и взялась за короб с травами, открыла калитку, прошла во двор. – Как тебе мой дом? Нравиться? – подняла руку с пауком повыше, чтоб новый приятель мог, как следует, рассмотреть хижину.
— Это кто? Кто? – залопотали крыльями голуби, сидевшие на ставнях окошка.
— Кого принесла? – поинтересовалась кошка Мята, лениво потягиваясь на ступеньках крыльца.
Коза Горюха проблеяла что-то невразумительное, выглянув из-за своего стожка. А усмирённый пес Дрок, развалившийся в тени поленицы, лишь уши, брови приподнял и тут же их обратно опустил.
— Паук это, — ответила всем сразу Данута. – Плясун. Будет жить с нами, мух, комаров ловить. Прошу не обижать его и не клевать, — и она, усмехаясь, погрозила пальцем Хлопке и Крупке.
* * *
Поле-полюшко,
Мягко, зелено,
Шелковистое и росистое,
Не таи цветов,
Белых звездочек.
Мне нужны они
Для воды хмельной.
Буду милого
Я опаивать,
Буду ладного
Привораживать…
Так вот пела ведунья Данута, выкладывая травы из короба на широкий сосновый стол. Что-то надо было в венички увязать, что-то – в коски заплести, что-то – на нити нанизать, а что-то – в воде родниковой замочить, чтоб потом в мазь растереть. Много травы – много работы. Чтоб ни один листок-корешок драгоценный не пропал, чтоб все пользу принесло, людям или ещё кому.
Паук Плясун сидел рядом – на самом коробе и, казалось, очень внимательно следил за девушкой. Она улыбалась восьминогому, говорила с ним.
— Очень интересно было бы узнать: что ж тебя ко мне привело? – спрашивала Данута, нюхая мелкие голубые цветочки. – Ну, бывает, приходят ко мне зверушки прихворнувшие. Полечиться, отлежаться. Зимой заяц у меня во времянке жил. Ему кто-то ухо оборвал – прибежал бедолага ко мне за помощью… Ну а ты? Что с тобой-то? Не припомню я такого, чтоб брат ваш во мне нуждался…
Паук, конечно, ничего не отвечал. Сидел на коробе и смотрел на ведунью. Иногда лапками перебирал.
— Иди-ка ты на печь, — сказала Данута. Сказала, да и посадила его на печь, белую, в синие васильки и красные маки разрисованную.
Вечером, когда совсем стемнело и черное небо украсилось тысячами разноцветных звезд, Данута отложила свои венички и коски, запалила лучину и села пряжу прясть. Непростую пряжу – алые нити от плохого глаза, плохого слова, плохой судьбы. И вновь петь начала.
Как ни гляну я,
Так и вижу я:
Свет-луна летит
Среди темени.
Свет-луна летит,
Всех белей она…
Кошка Мята лежала на лавке под окошком и мурлыкала в ответ. Собака Дрок почивала у порога и тоже еле слышно поскуливала, словно участвовала в пении. А голуби молчали – они уже мирно спали под крышей.
А вот восьминогий Плясун что-то забеспокоился: паутину выбросил, с печи вниз быстро-быстро спустился и побежал, посеменил лапками к выходу.
— Ты куда это собрался? – Данута удивилась, даже веретенце липовое в сторону отложила.
Паук остановился – чуть не ткнулся в морду Дрока. Пес зарычал, встал на лапы, позабыв о том, что только-только дремал себе под тихую песню хозяйки.
Плясун отступил чуть назад и вдруг высоко подпрыгнул, оказался на голове у собаки. Оттуда вновь прыгнул – и ударился в запертую дверь, упал на порог, лапками вверх.
— Ой-ой! – всплеснула руками Данута. – Убился!
* * *
Подобрав паука, ведунья вернулась на свою лавочку, что стояла у прялки, и с радостью обнаружила, что Плясун живой: он зашевелил лапками, затем опять выбросил паутину – чтоб покинуть руки Дануты – и вновь побежал к выходу.
Девушка, подобрав юбку, прыгнула за ним.
— Ладно, ладно. Я тебе открою. Только ты уж на дверь не бросайся, — сказала она, берясь за засов. – Ну, иди, гуляй, коль охота, — и распахнула дверь.
Паук ловко запрыгнул на порог, с порога – на крылечко.
Данута же на миг замерла – так восхитила ее красота залитого лунным светом мира, что явился глазам.
Было светло, очень светло. И тихо, будто все, к чему прикоснулись молочные лучи полного ночного светила, застыло. Ведунья засмеялась, прижав ладони к губам – так радостно ей стало при виде ночного великолепия.
И только потом вспомнила о пауке.
Опустила глаза, чтоб увидеть Плясуна и ахнула: на пороге, в пятне лунного света лежал, свернувшись в клубок, совершенно голый человек.
— Ой! – только и смогла сказать ведунья.
Очень уж удивительно это было – увидеть на пороге своего дома голого парня. Человек повернул к ней лицо – на лбу алела крупная шишка.
— Это я. Я паук, — хрипло и медленно сказал человек.
Данута сдвинула брови вместе – сообразила, что у ног её лежит сейчас кто-то зачарованный.
— Не двигайся, — прошептала она, вытягивая вперед руки.
На ладонях девушки вспыхнули зеленым огнем узоры – древние письмена Страны Пин. Вспыхнули и погасли. Ведунья разгладила грозную морщинку меж бровей – зачарованный был всего лишь зачарованным и сам не умел ворожить, не мог нести порчу и заклинать.