— Не забыть собрание Воображаемых точек и другие коллекции.
— Напомнить Саше, чтобы заколола волосы Лунной заколкой.
— Очистить кларнет от остатков грустных мелодий и положить его сверху, на все остальные вещи.
— Переписать в маленький блокнот все Анатомики для того, чтобы лучше находить общий язык с людьми и самими собой.
— Найти соответствующую сетку. В сетку положить Лунную банку. Подвесить все это на переднюю часть тачки в качестве средства борьбы против темноты.
— Испечь в дорогу уже упоминавшийся хлеб.
— Приготовить веревку потолще, чтобы привязать к тачке сундук с элементарной Легкостью.
— Приготовить по крайней мере восемь воздушных шариков, наполнить их чистым смехом, а затем привязать к сундуку с элементарной Тяжестью. Этот тяжелый сверх всякой меры предмет1 транспортировать описанным способом.
— Бережно упаковать все четыре зеркала и поместить их в сфере досягаемости для глаз на случай экстренной необходимости.
— Собрать все засохшие цветы для пуговиц на рубашки и пальто.
— Обязательно взять, упаковав в плетеные корзины, все сохранившиеся и не сохранившиеся в памяти сны, коллективную фантазию и все досказанные и недосказанные сказки.
Все это сложить очень осторожно, чтобы не помялось.
— Сделать из толстого картона переплет для заполненных и незаполненных карт, которые не представляют ни небо, ни землю. На переплете написать торжественными буквами «АТЛАС», а на первой странице тот текст, который содержится в последнем, пятьдесят втором, комментарии2.
— Посмотреть, чтобы все покинули дом, и если потребуется, пересчитать друг друга, и даже не один раз.
— Взять с собой для украшения и на счастье каждому по одному цветку Счастливки.
____________________
1 Битва
Всю ночь мы по очереди шутили. Смех собирала самая внимательная из всех нас Молчаливая Татьяна. Она привыкла иметь дело с песнями, и ей было хорошо известно, как обращаются с такого рода нежной материей. Наполненные шарики она тут же привязывала к сундуку с элементарной Тяжестью. Большой сундук поддавался с трудом, он сварливо скрипел, упрямо не хотел отделяться от пола, дрожал от бешенства, упорно сопротивлялся легкости; но и мы не отступали. Замахиваясь на него все более веселыми шутками, мы поднимали все более воздушные волны смеха. И наконец, когда восьмой шарик был наполнен до самой завязки, сундук сдался и немного приподнялся, совсем чуть?чуть, но уже этого было достаточно для того, чтобы подтащить под него небольшой сквозняк.
2Даже если постоянно плыть в одном направлении, в гавань, из которой отплыл, вернешься с другой стороны
Atlas spekuli sive tabulae orbis neque terrae neque caeli.[2]
Даже если постоянно плыть в одном направлении, независимо от всех задержек в пути, в гавань, из которой отплыл, возвращаешься с другой стороны. Первое, что сделал Жоакин Алмейда де Круш, один из девятнадцати оставшихся в живых с корабля «Виктория», попросил дать ему самого быстроногого скакуна, чтобы как можно скорее попасть в свой родной город. Именно этим объясняется то, что картограф Магеллана прибыл в Лисабон на полночи раньше, чем известие, что одному из кораблей удалось обогнуть мир.
Хотя Жоакин Алмейда де Круш не был дома более трех лет, кожа его ступней помнила расположение комнат, и в кабинет он вошел, не зажигая по пути свет. Себя он застал в кресле спящим сном, младшим на сорок времен года. Изнуренный цингой, частыми сменами ветра и солнца, реальности и фантазии, картограф Магеллана подошел к столу и взглянул на разложенные на нем бумаги. На одном листе, несомненно заглавном, было написано: «АТЛАС». Стараясь не разбудить того, первого, Жоакин Алмейда де Круш обмакнул перо в открытую чернильницу и дописал: «Atlas speculi sive tabulae orbis neque terrae neque caeli». Потом, не выдержав, нежно провел рукой по волосам того, первого.
Утром по Лисабону разнеслась новость, что, даже если постоянно плыть в одном направлении, независимо от всех задержек в пути, в гавань, из которой отплыл, возвращаешься с другой стороны. Разбуженный бурлением голосов на улице, автор новелл Жоакин Алмейда де Круш протер глаза и выбежал из дома.
— Вернулась только одна «Виктория»! В живых осталось всего восемнадцать человек! Магеллан не вернулся! — выкрикивали вокруг.
— Восемнадцать? — спросил Жоакин Алмейда де Круш ближайшего прохожего, какого?то моряка, пораженного цингой.
— Да, восемнадцать, — подтвердил человек со знакомым ему лицом.
— Мы с вами раньше встречались? — снова спросил автор новелл.
— Ох, сомневаюсь, — сказал человек слабым голосом. — Я прибыл с совершенно другой, с противоположной стороны.
Ил. 49. Неизвестный автор. Жоакин Алмейда де Круш, портрет в молодости . 1552. Масло, холст. 60х40. Галерея Нуньо Гонсалеса, Лисабон.
Прощальная песня Молчаливой Татьяны
Мы выходим из синего шара нашего сна, шагаем сквозь удаляющееся утро, проносим свои шкуры сквозь цвета запаха, беремся за руки, ведем друг друга в даль полудня.
1552. Масло, холст. 60х40. Галерея Нуньо Гонсалеса, Лисабон.
Прощальная песня Молчаливой Татьяны
Мы выходим из синего шара нашего сна, шагаем сквозь удаляющееся утро, проносим свои шкуры сквозь цвета запаха, беремся за руки, ведем друг друга в даль полудня. Там, обходя стороной тени кубистских зданий, оставляем за собой скрип колес и слова разговора.