2 Как осуществляется верование
Драгор объяснил нам, что верование мы можем очень хорошо реализовывать просто с помощью одной из его личных вещиц — дорожного зеркала. Его следует повесить на стену, а лицо, которое хочет верить, должно встать перед ним.
— Ничего особенного! — разочарованно проворчал Подковник, который предложил себя в качестве первого участника испытания действенности инструкции.
— Это уж как скажешь, друг, но только мне так не кажется, когда я стою перед ним! — усмехнулся Драгор. — Я высоко ценю ваши чудесные зеркала — и Западное и Северное, — однако сила моего зеркала состоит как раз в том, что, как вы сказали, оно самое обыкновенное. Если бы оно не отражало реальный образ, это было бы ложным верованием.
Если бы оно не отражало реальный образ, это было бы ложным верованием.
Мы все согласились с этим. Зеркало Драгора было объявлено главным Южным зеркалом, и в соответствующую стену в гостиной был вбит гвоздь. Кроме того, мы поставили там столик, на который положили тетрадь и шариковую ручку. На обложке тетради Богомил торжественными буквами вывел: «Тетрадь учета отражений», а ручку веревочкой привязал к ножке столика. Наряду с ключами злые духи больше всего любят воровать (кто его знает, почему?) еще и шариковые ручки.
Мало кто знает, что король Людовик ХIV был не только любителем ароматных надушенных носовых платков и париков с завитыми локонами, но со всей страстью предавался обычнейшей игре в стеклянные шарики. Особый секретарь его двора отвечал за площадку для игры в самой красивой части парка роскошного Версаля (король особым указом определил длину площадки в сто собственных шагов), кроме того он следил за регулярностью закупок в Венеции драгоценных шариков (король играл исключительно шариками из оранжевого муранского стекла), и он же отвечал и за правильность размеров лунок в земле (предписанный диаметр должен был составлять два больших пальца короля, ничуть не меньше и не больше).
Тем не менее во время майского турнира по игре в шарики Людовик ХIV был невесел. Клир с презрением отказался участвовать в пыльной плебейской игре. Среди дворян не было чистосердечного и гордого противника — каждый надеялся поражением заслужить хотя бы небольшую королевскую милость. От толстопузых министров никакой пользы, их чрезмерная лесть, которую они произносили хором, вызывала тошноту («Voila! Bravo, bravoo! CТest magnifique! CТest le coup de roi!»). Придворные дамы — о них даже не стоило и вспоминать! — интересовались только своими декольте.
Вечером в одном из позолоченных и наполненных одиночеством салонов Версаля Людовик ХIV рассматривал свои веселые оранжевые шарики. Складывая шарики в бархатный мешочек, один из самых всемогущих властителей мира грустил. В каком удивительном равновесии находились чаши невидимых весов — несмотря на то что он был всем (а государство ничем), ребенком он быть не мог.
Ил. 12. Мастерская братьев Цанкино. Стеклянные шарики короля Людовика XIV. Вторая половина XVII в. Стекло с оранжевым отливом. Диаметр 2. Музей стекла (о. Мурано), Венеція
Увертюра
— Эстер, знакомая по кинотеатру, — коротко сказал Богомил, войдя с девушкой в гостиную.
— Привет, Эстер! Добро пожаловать, Эстер! — сердечно здоровались мы с ней.
— Я правильно понял, из кинотеатра? — спросил Подковник многозначительным тоном. — Значит, юная дама разбирается в искусстве. Я благодарю Бога, мои молитвы услышаны, я больше не буду так одинок в моих привязанностях, которые я так ценю. Вы меня понимаете, я думаю? Любители прекрасного должны помогать друг другу.
— Да, — сказала гостья несколько смущенно. — Но я не вполне уверена, что смогу быть вам полезна, из всего искусства я люблю только одно — известного артиста Аугусто.
— Это хорошее занятие? — включилась в разговор и Саша.
— Кино, можно сказать, потомственная профессия в моей семье. Мать моя тоже из этой области, — объяснила гостья.
— Ваша мать была актрисой? — снова поинтересовался неисправимо любопытный Подковник.
— Не в буквальном смысле этого слова, моя мать любила «Бал на воде»1, вы ведь знаете эту известную историю, там плавают среди букетов орхидей, встрепенулась Эстер. — А вот я люблю Аугусто. Это великий артист, настоящая звезда. Я смотрела все его фильмы раз по десять, я знаю о нем все. На правом бедре у меня родимое пятно в форме зернышка граната.
Точно такой же формы, как и в фильме «Лето в ноябре».
— Любить артиста — это очень хорошее занятие, — разнеженно произнес Подковник.
— В этом фильме есть одна сцена, очень известная, когда Аугусто ест гранат и ужасно страдает, потому что влюблен в замужнюю женщину. Она тоже его любит, но не может бросить детей…
— Как это грустно! — загоревал Подковник, а глаза у него просто полезли на лоб, так высоко он поднял брови.
— Очень грустно! — согласились все мы, закивав головами.
Возникла небольшая пауза.
Лунные рыбки невидимыми плавали в аквариуме (ведь был день). Андрей за диваном шуршал страницами «Расписания наземного, морского и воздушного транспорта средиземноморских стран». Он хотел запомнить время прибытия в Град всех поездов. Надежда не оставляла его — Эта вернется, возможно даже, одним из этих поездов. Драгор постукивал пальцами по переплету толстой книги. Подковник уставился в свою Воображаемую точку2. Молчаливая Татьяна молчала. Богомил встал, чтобы принести кларнет. Саша повернулась к Эстер.