Эстер — Пока киномеханик меняет пленку
Дверь зала кинотеатра неожиданно распахнулась, и в волне легкого воздуха желтые лампы, освещавшие помещение, казалось, разгорелись сильнее. Дорожка из кадров скрутилась и исчезла. Сеанс прервался. По залу пронесся легкий шум. Зрители завертели головами, послышались отдельные реплики. Некоторые даже тихо вскрикивали. Кое?кто привстал. Послышались аплодисменты. По проходу между рядами шел он — Аугусто.
— Простите, вы Эстер? — спрашивал он, поворачиваясь то налево, то направо и расточая улыбки.
Сердце забилось у меня, как у усталой птицы. Вдох комком застрял в груди, так что мне стало трудно дышать. Боже, он ищет меня, пронеслось в голове. Неужели это возможно? Неужели просто так, как во сне, безо всякого предупреждения?
— Извините, вы Эстер? — спросил он меня. Блеклые светильники зала отбрасывали на его лицо мягкие тени. Он был таким же прекрасным, как и на экране, улыбающимся, с чувственными губами.
Я хотела закричать: да! да! — но пересохшее горло не издавало ни звука. Хотела подтвердить это кивком головы, но шея словно окостенела. Хотела поднять к нему руки, но кто?то привязал к ним два тяжелых металлических шара. Хотела встать, но неведомая мне сила крепко держала меня за ноги.
— Барышня, не вы ли Эстер? — спросил Аугусто девушку, сидевшую в следующем ряду. Она отрицательно замотала головой, и он двинулся дальше. А потом и дальше. И еще дальше.
— Посмотреть бы на эту счастливицу! — восхищенно прошептала толстушка, сидевшая рядом со мной.
Боковое освещение в зале неожиданно увяло. Зрители, довольные тем, что увидели великого артиста Аугусто, снова заговорили, но, когда через весь зал опять пролегла светлая дорожка от кинопроектора, замолкли. Побелка на стенах продолжала понемногу отслаиваться, монотонно потрескивая, а может быть, это зрители тихо зашагали по световой дорожке, протянувшейся над их головами.
Молчаливая Татьяна — Каменоломня песен
После долгой и утомительной дороги, проходившей по живописным окрестностям, обрамленным густыми лесами, дороги, пересекаемой прозрачными ручьями и осененной небесной далью, я добралась до каменоломни песен. Обеими руками, пальцами, израненными в предыдущих снах, я расширяю трещины, образовавшиеся в склоне горы, и в мешок из лунного света собираю куски камней. Этот тяжкий груз будет постепенно уменьшаться в течение следующих дней тогда, когда я буду петь свои песни.
Саша — Визит
В жилище Подковника я попадаю по коридору с воздушными стенками. На первом перекрестке нужно повернуть налево, потом немного попетлять, а после этого все время прямо — пока не попадешь на поляну, заросшую корявыми кустами и пожелтевшей травой. Подковника я застала врасплох. Похоже, он и не надеялся на мой приход.
— Прости, я не успел украсить сад, — говорит он и опускает на землю рядом с собой коробку с разноцветными ленточками, которые он минуту назад привязывал к кустам.
Молчаливая Татьяна — Каменоломня песен
После долгой и утомительной дороги, проходившей по живописным окрестностям, обрамленным густыми лесами, дороги, пересекаемой прозрачными ручьями и осененной небесной далью, я добралась до каменоломни песен. Обеими руками, пальцами, израненными в предыдущих снах, я расширяю трещины, образовавшиеся в склоне горы, и в мешок из лунного света собираю куски камней. Этот тяжкий груз будет постепенно уменьшаться в течение следующих дней тогда, когда я буду петь свои песни.
Саша — Визит
В жилище Подковника я попадаю по коридору с воздушными стенками. На первом перекрестке нужно повернуть налево, потом немного попетлять, а после этого все время прямо — пока не попадешь на поляну, заросшую корявыми кустами и пожелтевшей травой. Подковника я застала врасплох. Похоже, он и не надеялся на мой приход.
— Прости, я не успел украсить сад, — говорит он и опускает на землю рядом с собой коробку с разноцветными ленточками, которые он минуту назад привязывал к кустам.
Я смотрю на него молча. Он такого же роста, как всегда. Два пестрых бантика смешно торчат на кусте возле него. И что же, это все? Неужели это и есть тот самый сон, в который он меня так упорно приглашал?
— Гораздо лучше выглядит, если украсить… — бормочет он запинаясь. Вообще?то трава здесь значительно гуще. А кусты очень даже хорошие…
Я молчу. Не знаю, что бы ему сказать. Подковник через силу, уголками рта пытается изобразить улыбку. Но даже это ему не удается. Глаза его затуманиваются, как запотевшие стекла.
— Да?да! — больным голосом восклицает он. — Такова истина! Завет моего рода — это или апокриф, или его вообще не существует. Заблуждение! Чья?то неудачная шутка, гнусная фальсификация… Я остался таким, каким и был, такого же роста. Теперь и ты это знаешь!
— Тсс! — шепчу я, подходя к нему ближе.
Заглядываю в коробку. Там еще много всяких украшений. Вынимаю бумажный китайский фонарик и подвешиваю его на ветку. Потом поправляю один полуразвязавшийся бантик.
Подковник смотрит на меня с благодарностью. Нагибается и осторожно, кончиками пальцев распрямляет поникшую траву.
Неизвестная путница — Вдоль нити
Опасно здесь идти. Гибелью грозит любой неверный шаг. Пропасть зияет и с той и с другой стороны, пропасть настолько глубокая, что взгляд может падать в нее целую вечность. Никто еще не слышал, чтобы что?нибудь ударилось о ее дно. Может быть, дна даже и нет.