— Есть! — воскликнула Рашель с таким торжествующим видом, словно она сама запустила эту ракету. — Получайте!.. А кто разрабатывал системы наведения? Господин Шанкар?
— Наверное, — сказал я.
— Он настоящий гений. Подбить такую мощно защищённую станцию всего со второй попытки, это… это потрясающе!
Жаль, что мы прошли далековато от пылающей станции и не смогли оценить всей серьёзности причинённых ей повреждений. Компьютер, конечно, мог увеличить изображение, но я не стал отдавать ему такую команду, полностью сосредоточившись на том, чтобы как можно скорее уйти из охраняемой зоны.
Тут мне пришлось снова запустить термоядерный привод, иначе челнок, прежде чем покинуть сферу притяжения Махаварши, совершил бы вокруг неё полный виток — а это было совсем ни к чему. Теперь мы находились значительно выше орбит всех станций, поэтому могли не опасаться, что чужаки заметят нас — ведь после ракетной атаки всё их внимание было приковано к планете. Да и в любом случае они уже ничего не могли поделать: вряд ли в их распоряжении имелись более быстроходные и манёвренные челноки, чем наш, а пускать нам вдогонку тяжёлый истребитель было слишком поздно.
Да и в любом случае они уже ничего не могли поделать: вряд ли в их распоряжении имелись более быстроходные и манёвренные челноки, чем наш, а пускать нам вдогонку тяжёлый истребитель было слишком поздно. Мы имели приличную фору во времени и скорости, а космос велик, и затеряться в нём проще простого.
Я снова переключился с термоядерной тяги на гравитационную и наконец расслабленно откинулся на спинку кресла, приказав компьютеру отключить верхнее освещение, а стенки кабины сделать прозрачными.
На экранах заднего обзора, обрамлённый ослепительной короной, ярко сиял Агни — солнце Махаварши, а впереди раскинулась необъятная чернота космоса, густо усеянная самоцветами звёзд. Я вспомнил, как ребёнком протягивал руки к ночному небу в тщетной надежде прикоснуться к мерцающим там огонькам, как в юности бессонными ночами просиживал у открытого окна, мечтая о несбыточном, как уже в зрелости, управляя суборбитальным лайнером, глядел на звёзды с тоской и жадностью, как смотрит в небо птица сквозь прутья своего вольера. Мог ли я подумать ещё сутки назад, что сумею взломать эти прутья, что вырвусь на свободу и окажусь здесь, в космосе, а звёзды раскинутся под моими ногами…
Я почувствовал, как по моим щекам текут слёзы. Заметила это и Рашель.
— Что с вами, мистер… дядя Стас? — обеспокоено спросила она. — Почему вы плачете? Вам плохо?
Я покачал головой:
— Нет, дорогая, мне хорошо. Ты даже не представляешь, как мне хорошо! Сейчас я самый счастливый человек во вселенной. Целых тридцать шесть лет я прожил в тюрьме и уже потерял всякую надежду на избавление. Я почти смирился с тем, что так и умру узником… Но потом пришла ты и освободила меня. Словно волшебница из сказки, ты явилась из другого, прекрасного мира и принесла мне в ладонях звёзды… Спасибо тебе, моя добрая фея. Спасибо тебе за всё.
Рашель молча протянула мне руку и вложила свою маленькую ладошку в мою большую ладонь.
Глава четвёртая
«Заря Свободы»
1
Вблизи лёгкий разведывательный крейсер «Заря Свободы» оказался громадиной едва ли не вчетверо больше того трансконтинентального сверхтяжеловоза, которым я управлял в последние годы. По данным спецификации, его инертная масса превышала 70 килотонн, и я бы, пожалуй, сумел посадить его на взлётную полосу аэропорта Нью-Калькутты. Впрочем, крупные военные корабли, за исключением десантных транспортов, не были предназначены для посадок на планеты — всегда, во все времена они базировались на орбите, однако на всякий случай (мало ли что может произойти) конструкция крейсеров такого класса предусматривала возможность приземления.
Челнок аккуратно пристыковался к своей «колыбели» в корпусе материнского корабля, и мы перешли на борт крейсера. Ещё в шлюзовом боксе Рашель приказала корабельному компьютеру переключиться на английский язык общения, распорядилась произвести нашу идетификацию и в дальнейшем считать нас пассажирами с соответствующим этому статусу уровнем допуска. Потом она объяснила нам, что перевести нас в категорию членов экипажа можно лишь из рубки управления.
Внутри корабль был немного не таким, каким я представлял его, исходя лишь из схем спецификации. Тут у меня сработал стереотип, отождествляющий всё армейское с суровой простотой и аскетизмом, а между тем оказалось, что военные — тоже люди и им вовсе не чуждо стремление к комфорту и уюту.
Полы коридоров, по которым мы шли, были устланы мягким ковровым покрытием, стены и потолок радовали глаз приятной расцветкой и текстурой обивки, а кают-компания, куда нас в конечном итоге привела Рашель, больше всего походила на просторную и роскошно обставленную гостиную в каком-нибудь богатом доме.
А собственно, ведь это и был дом для всех членов экипажа и пассажиров. Они проводили здесь многие месяцы полёта и, подобно каждому нормальному человеку, нуждались в полноценном отдыхе и развлечениях. Казарменная же обстановка в условиях полной оторванности от внешнего мира с большой долей вероятности могла привести к нервным расстройствам даже у самых стойких и психически уравновешенных людей.