— Ценой пяти миллиардов человеческих жизней, — мрачно заметил Агаттияр.
— Пусть даже такой ценой! — запальчиво произнёс Шанкар, грохнув кулаком по стене лифта. — Свобода превыше всего, Свами, и в глубине души ты согласен со мной. Согласны с этим и остальные люди Махаварши. Вот скажи мне: где сейчас те партии, чьё правительство приняло ультиматум чужаков? Их нет, они исчезли! Они с треском провалились на следующих же выборах — и на федеральном, и на региональном, и на местном уровнях. Ни один их представитель не был избран даже старостой самого захудалого селения. Народ убедительно выразил своё отношение к предателям — и с этим ты не поспоришь.
Дальше мы ехали молча. Агаттияр сидел, потупив глаза и о чём-то задумавшись. Рита всё ещё переваривала тот огромный массив информации, что свалился на неё за последние пару часов. Тем же был занят и я. Сидевшая рядом Рашель держала меня за руку. Хотя теперь уже появился Шанкар со своими Партизанскими Катакомбами и мощной организацией, способной оградить её от опасности и помочь ей в решении всех проблем, она по-прежнему отдавала предпочтение мне. Это вызывало у меня смешанные чувства.
Лишь когда лифт начал притормаживать, явно приближаясь ко дну шахты, Шанкар заговорил:
— Я знаю, Свами, есть ещё один вопрос, который ты хочешь мне задать. И знаю, что ты никогда не спросишь об этом. Поэтому отвечаю сам: я был спасён против собственной воли.
Я отказывался бежать один, оставляя своих товарищей на верную смерть. Тогда охранник, который был членом Сопротивления и получил от руководства чёткие указания, сделал мне укол снотворного. Очнулся я уже на свободе. — Он помолчал. — А того охранника, что спас меня, теперь зовут Бимал. Я до сих пор не простил ему своего спасения. Каждую ночь мне снятся лица людей, которые шли за мной, которые верили мне и которых я, пусть и невольно, предал… — Старик угрюмо покачал головой. — Нет, этого простить нельзя! Это можно понять — но не простить…
4
Потом мы стремительно неслись в капсуле гравикара сквозь погружённые в непроглядный мрак хитросплетения тоннелей. Машина то и дело виляла со стороны в сторону, ныряла вниз и подскакивала вверх, совершала резкие повороты, то притормаживала, то вновь ускоряла движение, подчиняясь командам автопилота. Оставалось лишь надеяться, что его программа достаточно интеллектуальна, чтобы адекватно среагировать на какие-нибудь непредвиденные обстоятельства, вроде случайных обвалов.
Наконец гравикар достиг одного из магистральных тоннелей и помчался по ровной прямой, всё больше увеличивая скорость. Только сейчас Шанкар соизволил сообщить нам кое-что конкретное:
— Общая протяжённость коммуникаций Катакомб составляет более трёхсот тысяч километров. Полной их схемы нет ни у кого. Ещё при строительстве было решено разделить их на отдельные автономные сектора, чтобы при потере одного из них можно было немедленно изолировать его, не подвергая опасности другие. Сейчас у каждого сектора есть свой куратор, который располагает его детальной схемой и обладает доступом в соседние сектора. Мне, как члену высшего руководства Сопротивления, известно несколько больше. Я знаю общее расположение всех секторов, но без конкретных деталей, а также контролирую часть магистральных тоннелей между городами — как, например, этот. Катакомбы под крупными мегаполисами, как вам должно быть понятно, обнаружить практически невозможно ни с помощью эхолокаторов, ни другими средствами, из-за наличия множества других подземных коммуникаций. Во всех же остальных местах они проложены на гораздо большей глубине, вплоть до гранитного, а порой и базальтового слоя, и тут уж любые эхолокаторы или аэрокосмические съёмки бесполезны.
— Сейчас мы на какой глубине? — спросил я.
— Почти двадцать километров. Поэтому кабина гравикара герметична и в ней работают кондиционеры — снаружи, мягко говоря, жарковато и душновато. Хотя вы этого не заметили, но, спускаясь сюда, мы миновали несколько шлюзов, призванных оградить так называемую «поверхностную» часть Катакомб от не слишком комфортных условий глубинной их части.
— Впечатляет, впечатляет, — пробормотал Агаттияр. — Это просто рай для партизан… Кстати, гуру, твоё кодовое имя «Эй-второй» означает, что ты второе лицо в руководстве?
— Да.
— Спрашивать, кто такой «Эй-первый», полагаю, нет смысла?
— Пока что не стóит. Но, думаю, ты с ним ещё встретишься.
— А кто такой Ар-Ти… как там его номер? Насколько я понял, он живёт, вернее, жил недалеко от меня.
— Он и работал недалеко от тебя. Даже в самой непосредственной близости. Его зовут Арчибальд Ортега.
— Арчи?! — поражённо воскликнул Агаттияр. — О, боги! Арчи…
— Да, именно он, — подтвердил Шанкар. — Твой юный гений. Для тебя он тот, кем был для меня ты. И, небось, он называет тебя «гуру».
Затем старик повернулся к Рашели:
— Дорогая моя, я всё это время думал о твоём фильме.
Я до сих пор потрясён, я… впрочем, оставим эмоции. Ты дочь великого и мужественного народа, и в твоём лице я склоняю перед ним голову. Вот только одного я не могу понять: как вам удалось выстоять все эти годы? Как выдерживает ваша экономика столь длительное состояние войны?