Мы дали честное-пречестное слово. И припустили бегом на пешеходную улицу к Магнусу.
Они с Хассаном, его другом, как раз были на середине песни и заметили нас не раньше, чем допели ее до конца.
— А вы тут что делаете? — спросил Магнус. Он не был рад нас видеть, похоже.
— Нам надо заработать денег на новый мяч, — сказал я, вытаскивая флейту.
Хассан с Магнусом переглянулись и заржали. Я очень ясно почувствовал, как в Лене закипает злоба.
— Представь себе, мы все равно на мяч заработаем! — зашипела она на Магнуса. — И мы должны стоять, к несчастью, вместе с вами, потому что так велел твой папа!
И не успел никто пикнуть, как она затащила меня на соседнюю скамейку, стянула с меня кепку и бросила ее на землю нам под ноги.
— И мы должны стоять, к несчастью, вместе с вами, потому что так велел твой папа!
И не успел никто пикнуть, как она затащила меня на соседнюю скамейку, стянула с меня кепку и бросила ее на землю нам под ноги.
— Начинай, Трилле!
Я забыл, какая толпа народу обычно прохаживается по пешеходной улице. А теперь я чуть в обморок не упал от ужаса.
— Лена, мне кажется, я не хочу, — просипел я, не шевеля губами.
— Ты хочешь играть в футбол?
— Хочу, но…
— Тогда дуди, трус!
У меня дрожали колени. Мой лучший друг сосчитал до трех. И вот мы стоим на скамейке в центре пешеходной улицы и играем песню «Счастливого вам Рождества!», от которой у Лены были мурашки восторга. Я смотрел только на флейту. Никто не захлопал, когда мы отыграли. Люди просто проходили мимо.
— Повторяем, — безжалостно распорядилась Лена.
И мы сыграли еще раз. Прохожим было, судя по всему, жарко и некогда. Но вдруг одна дама взяла мужа за руку и сказала:
— Ой, Рольф, смотри, какие милые!
Она имела в виду нас с Леной. Мы сыграли еще раз, и дама с этим ее Рольфом положили в кепку двадцать крон. И сразу же человек семнадцать остановились, чтобы послушать наш рождественский гимн. У меня снова поплыло перед глазами, но я зажмурился и заставил себя думать только о футболе — и справился. Все хлопали и кричали: «Еще! Еще!» Вокруг скамейки собралась целая толпа. Мы с Леной сделались поп-звездами. Одна женщина даже сфотографировала нас и спросила, как нас зовут. После каждого «Рождества» Лена низко кланялась. А я кивал налево и направо, как делает папа на выступлениях смешанного хора.
— Наверно, уже хватит, — сказал я наконец.
Мы поблагодарили публику и слезли со скамейки. Кепка стала тяжелой от мелочи. Мы презрительно улыбнулись Хассану с Магнусом и помчались в спортивный магазин рядом с ратушей. Про папу мы как-то забыли.
— Еще сорок две кроны, — сказал дядька за прилавком, пересчитав наши медяки.
Волосы у него торчали во все стороны и были похожи на проволоку. И губа тоже была оттопырена. Я заметил, что Лена привстала на цыпочки, чтобы посмотреть, что у него такое с губой. Дядька определенно был злой и вредный.
— Сорок две кроны? Да мы заработаем их в две секунды, — сказала Лена.
Мы встали на лестнице перед магазином. Народу здесь было гораздо меньше, чем на пешеходной улице, но мы играли раз за разом и уже укладывали одно «Рождество» в девятнадцать секунд. Но тут в дверях показался вредный дядька.
— Прекратите ваш кошачий концерт! Вы мне распугали всех покупателей!
— Не можем. Нам надо еще… — Лена взглянула на меня.
— Двадцать шесть с половиной крон, — сказал я.
Дядька закатил глаза. Потом запустил палец за губу, выковырял оттуда большую плюху жевательного табака и швырнул ее прямо нам под ноги. После чего зашел к себе в магазин и с силой хлопнул дверью.
— За такое вызывают в кабинет к директору! — строго сказала Лена, и мы заиграли снова. Едва мы доиграли до середины следующего «Рождества», как дверь магазина снова распахнулась, и вредный дядька крикнул:
— Прекратите свой скрип! Вот вам мяч, вымогатели!
Когда мы вышли из магазина с новым мячом, я вспомнил про папу.
— Ой! — вскрикнул я, и мы припустили бегом.
Паром успел сделать три рейса, и папа был втройне зол — как я и боялся. А он когда злой, то большой и красный.
— Мы никогда так больше не будем делать, — пообещал я запыханно.
А папа зашумел:
— Не будем так делать, не будем так делать!.
А папа зашумел:
— Не будем так делать, не будем так делать!.. Конечно, не будете! Вы с Леной никогда ничего не делаете два раза. Вы всегда придумываете новые безобразия!
Лена посмотрела на него ласково и взяла за руку.
— А ты рассмотрел мячик? — спросила она. — Он настоящий, профессиональный.
Я видел, что папа еще и немного гордится нами.
Мяч папе понравился, и он решил испробовать его. Но не так легко чеканить мяч в деревянных башмаках с билетной сумкой на плече. Внезапно башмак и мяч, описав красивую дугу, оказались за бортом. Я хлопнул себя по лбу. Мы дудели «Счастливого вам Рождества!», можно сказать, до посинения, а теперь папа утопил мяч в море. Мы даже опробовать его не успели!
— Прыгай в море и доставай! — сердито закричала Лена.
Но папа совершенно не собирался прыгать ни в какое море. Он побежал на причал и попросил сачок у немецкого туриста, ловившего рыбу. Этим сачком он выловил мяч, а башмак не вернулся из моря.
Обилетив всех пассажиров, папа спустился к нам с Леной и Маргот.