— Кто рассказал? — вырвалось у меня.
— Это всё, что тебя волнует? — горько выплюнула она.
Я молчал…
— Твои поступки, то, что ты делаешь, Александр, и чего ты не делаешь — как раз говорят о том, что я для тебя лишь пэт. Ты не принимаешь в расчет мои чувства и желания. Ты всё делаешь для себя.
Сознание отбросило справедливый упрек и ухватилось за последнюю фразу.
— Для себя…? А что же в таком случае мне сделать для тебя? Скажи? Огласи весь список! Все условия, при которых ты не бу…
Тяжелая, сбивающая с ног пощечина…
Мгновения на осмысление того, что она посмела меня ударить, хватило, чтобы девчонки и след простыл. Я ошарашенный упал в кресло. Что произошло?
Что я наделал?
Вопрос с противным привкусом крови из рассеченной щеки.
Благо, дела позволяли взять трехдневный выходной, и я скрылся от лишних глаз в своей горной резиденции.
Увлечение сноубордом осталось с детских лет и все так же несло радость и уверенность в собственных силах — это мой метод «борьбы с жизнью».
Спуски успокоили меня, я перестал разрываться от злости то на себя, то на Викен и смог спокойно обдумать сложившуюся ситуацию.
Я заработал себе врага. На пустом месте. Слова брошенные в запале скандала… Нельзя было подвергать сомнению ее чувства и ее лояльность ко мне. Она простила многое, даже воровство генматериала, но это — нет. Ведь она никогда не давала повода усомниться в себе, всегда и во всем была на моей стороне, отстаивала мои интересы. Я бы на ее месте, тоже не простил, особенно после уверений в любви.
И отослать на Синто я сейчас ее не могу — мало того, что это вызовет дипломатические трения, так ей ведь еще лечиться-восстанавливаться несколько месяцев. Отослать ее куда-нибудь подальше в тихое место, где от нее не будет ни вреда, ни пользы? Только как крайний вариант. Я хотел ее видеть, хотел, чтобы она была рядом, и злился на себя за то, что не могу выбросить ее из головы, что не хозяин себе, как какой-нибудь мальчишка-подросток в период первой влюбленности.
На второй день моего мини-отпуска позвонила Елена, как всегда в хорошем расположении духа с улыбкой на устах. Вот уж кто никогда не злил меня.
— Здравствуй, Мышка, — у нее были маленький носик и ротик в сочетании с огромными глазами, в целом это создавало странное очарование неправильности.
— Здравствуй, Кот…
Мы поговорили о семейных делах, о детях, и я, плюнув на все свои метания и размышления, решил провести следующий день с женой и детьми.
— А, и еще, спрашиваю на всякий случай… Я попросила твою изящную помощницу, — так Елена называла Викен, — помочь мне с организацией приема в честь твоего дня рождения. Она согласилась, но… ее непроницаемость сбивает меня с толку. Может, не надо было?
— Ну почему же, пусть помогает. Только, думаю, она не захочет быть на самом приеме и настаивать на этом не надо.
— Ну конечно, кто ж захочет красоваться с пластырем на лице. Хотя она преотлично вышла из положения — паранджа придает ей еще больше таинственности и шарма… Может ввести ее в моду? Или хотя бы вуаль?
Я рассмеялся
— Ага, она в парандже, ты в вуали… Что обо мне люди говорить будут?
— Что ты нас ревнуешь и бьешь, — со смехом ответила она.
Ревнуешь… Елену я не ревновал никогда. Восприняв как данность ее холодный темперамент, я смирился с ним и нашел способ «поддерживать здоровье» не привлекая внимание к своим любовницам. Когда же четыре года назад Крутецкий немного смущаясь, доложил, что у моей жены бурный роман, я удивился, но не более. «Соперника» проверили со всех сторон, я поговорил с растерянной женой, выяснил, что глупостей она делать не собирается, у них просто одна физиология — и успокоился окончательно. Год этот молодой человек проработал ее личным пилотом, потом его место занял другой. Сейчас у нее новый садовник, и Елена, умничка, прежде чем упасть с ним… в кусты, организовала проверку «кандидата». Хорошая у меня жена, красивая и умная. Но третьего ребенка у нас уже не будет — четыре года назад наши отношения окончательно перешли в дружбу и сотрудничество.
— Дорогой, — она вдруг стала непривычно серьезна, — Ты знаешь, я уже не претендую на твое внимание, но дети… Ох не зря я дергалась от того, что ты не спал весь этот год со своей Саламандрой… Ты ведь не наделаешь глупостей? Ради нас, ради детей…
И она замерла, напряженно вглядываясь в меня — мы никогда не обсуждали и не вмешивались в личную жизнь друг друга, и никогда она не смела не то, что критиковать, а подвергать сомнению мои поступки.
И вдруг решилась… Моя жена слишком хорошо меня знала, и самая ожидаемая реакция на такие ее слова — «холодный душ». Но мелкая синто отчасти отучила меня так реагировать
— Не переживай. И не бери дурного в голову, — успокоил я.
Ее лицо разгладилось.
— Мы прилетим завтра с самого утра, так что будь готов.
На том и расстались.
Следующий день прошел замечательно. Мы накатались до упаду, причем сын уже давал мне фору и я, поздравляя его после спуска, на самом деле хотел бы проорать, чтоб он не смел так рисковать. Но вспоминал своего отца, с серым лицом и искусанными губами, поздравлявшего меня, пятнадцатилетнего… Мне тогда еще казалось, что он мало за меня радуется — балбес я был, редкостный. Мама с дочкой, как и положено настоящим snowbunny катались на пологом спуске в свое удовольствие, ничем не рискуя.