Самарский, старый лис не терял времени зря, он не мог ничем помочь в управлении кораблем, а потому занялся своими прямыми обязанностями. Я нашел его в каюте Богомола.
— Что нашли? — коротко поинтересовался я.
— Насколько я могу судить, комендант безопасности Хунэ, если и доложил о вас, то по своей закрытой связи непосредственному руководителю и только ему. И теперь нам остается только молиться, чтобы этот… руководитель был из «голубей», а не из «ястребов».
— Да уж, — невесело отозвался я, — Если нас перехватят или даже просто растрезвонят, что держали в плену, пусть и недолго Полномочного Представителя Президента в нарушение всех конвенций — нам некуда будет деваться, придется устраивать демарши вплоть…
— До объявления войны, — грустно подхватил фразу Самарский, — Но хины завязли на Шарман, им сейчас не выгодна еще и война с нами. Так что у меня есть надежда, что нам дадут уйти, да и в дальнейшем ХИ сделает вид, что ничего не было. А мы ведь не будем предъявлять претензий, если все случившееся останется в тайне, не так ли?
— Не будем, конечно. Война с ХИ нам не нужна. Вы разобрались, почему они вообще нас схватили?
— Да… Этот корабль был тюрьмой для военнопленных и хинских штрафников, перевалочной базой. Их привозили из сектора Шарман и забирали в сектор Д-5637, именно там мы и обнаружили след.
— И направили все сканеры на него…
— Проскочив мимо хинской базы-лаборатории, — закончил мысль мой помощник.
— Мы не скрывали своего маршрута…
— И это тоже могло спровоцировать хинов на нападение — мало ли что мы успели вынюхать. А когда поняли что на борту Представитель, сначала растерялись, а потом Хунэ решил повести свою игру.
— Да. Есть информация о базе?
— Закрыта. Но дома ее вскроют. Александр Викторович, — у Самарского появилась профессиональная вкрадчивость в голосе, — мне надо знать, что произошло после того как вас забрали.
— Конечно надо, — хмыкнул я, — Я и сам хочу знать, ЧТО произошло… после того как меня забрали.
— То есть? — осторожно спросил Николай Николаевич, — Вы не помните?
— Ну, не настолько все плохо.
Не переживайте. Вкратце дело было так. Богомол хотел какого-то заявления от меня, я не вслушивался готовясь к пыткам, но пытать начали Викен. Палач жег ее лицо кислотой и… в какой-то момент меня освободили. Палач парализовал Богомола, освободил меня, затем Викен; одел ее, дал мне одежду, сделал «ключи», ослепил полностью беза, впрыснул ему нео-нашатырь и оставил подыхать.
— Забавно, — задумчиво произнес Самарский.
— Вот именно. Палач называл Викен Хейсой. Закрыл ее собой от игл. А когда умирал, то была такая сцена, что слезами хоть залейся — классическая хинская драматургия: вспомнили и о гадании, и о том что в следующей жизни все будет хорошо, — эта фраза вышла злой и циничной.
— Я хочу знать о нем все, — приказал я, — Складывается впечатление, что палач действовал на эмоциях, но надо проверить, не действовал ли он по указке своего руководителя «голубя», вопреки «соколу» Хунэ.
Мой помощник задумчиво кивнул.
— Да, я выпотрошу базу с личными делами, ребята помогут взломать… Странно все это.
— Да уж, странно.
Оставив Самарского, я отправился на поиски Викен. Таисия, оказывается, оттранспортировала ее на «Сокол», в родные стены, так сказать. И то правильно, если хины не успели разграбить корабль, то у нас найдется все необходимое для оказания помощи в полном объеме.
Наша милая доктор колдовала в своей вотчине с азартом фанатика своего дела. Обычно при общении со мной она чуть смущалась — легкая влюбленность, но в этот раз не дала мне и рта раскрыть, попросив, чтобы я пришел через час. Несмотря на сильное желание узнать хоть что-нибудь, мешать ей я не рискнул и послушно покинул медотсек.
Чтобы убить время, я помог нашим в нудной, но необходимой тестировке систем корабля. Через два часа я вновь был в медотсеке, Таисия уже не возилась с образцами и реген-растворами, а сидела за пультом, значит можно отвлекать.
— Рассказывайте, — просто сказал я.
— Сильное нервное и физическое истощение послужили причиной глубокого обморока, — привычно начала она. — Кислотные ожоги на лице: повреждена кожная и мышечная ткань, но… все не так плохо, как кажется — двигательные нервы целы, сквозные раны невелики… «Заплатки» я поставила раститься. Так что думаю, месяца три-четыре и… все будет «совсем неплохо», а через год и следа не останется… Ну, если не делать глупостей, конечно. Тяжело ей будет с «баллоном» на лице первые недели две, но после пересадки и приживления «заплаток», ограничимся только пластырем.
— Эти ожоги… Что вы еще можете о них сказать?
— Ну… Раз вы спросили… Я думаю, что надо было очень постараться, чтобы нанести столь минимальный вред при столь впечатляющем внешнем результате.
— Насилие?
— Нет. Сексуального насилия не было, — успокаивающе заверила она меня.
Мне действительно стало спокойнее, не хотелось быть виноватым перед Викен еще и в этом. Но…
— А добровольный секс?
Таисия шокированно моргнула, потом пересмотрела записи на визоре.
— Нет, не было.
Не было… Да и когда б они успели? Голубки…
В голове складывалось решение… Неправильное.