Киммериец вновь уставился на петуха. Тот глядел в ответ с нескрываемой злобой, явно подозревая, что Конан готовится то ли выщипать ему хвост, то ли изнасиловать всех кур в курятнике; крылья птицы топорщились, клюв был грозно приоткрыт.
— Ну, — сказал Конан, налюбовавшись, — победит твой петух, и что дальше? Подарить его жрецам? Или продашь втридорога?
Купец снова всплеснул руками.
— Что ты, мой доблестный страж! Кто же продает свое счастье? Птицу, на которой почил взгляд Солнцеликого? Нет, я не собираюсь ни дарить его, ни продавать. Если Фиглатпаласар победит — а он победит непременно, коль не помешают гнусные происки недругов — то быть ему главным украшением пира в последний день праздника. Я съем его, сын мой, схем почтительно, но без остатка, ибо вкусивший плоти обретает все божественные милости. Будет он крепко телом, удачлив в делах и любим женщинами! Скажи, разве это не стоит тысячу золотых?
— Стоит, — согласился Конан, подумав, что телесное укрепление Хирталамосу отнюдь не повредит. Без помощи Митры старому жеребцу нелегко управиться с тремя молодыми кобылицами! Да и с божественной поддержкой тоже…
Тут он усмехнулся про себя, подмигнув Фиглатпаласару Великолепному и сказал:
— Ну, теперь мне ясно, отчего ты так дорожишь этим офирским чучелом. И, клянусь Кромом, наверняка кто-то еще точит на него зубы! Иначе не стал бы ты меня нанимать.
— Разумеется, сын мой, разумеется! — подхватил купец. — Видишь ли, есть в Шандарате и другие отличные бойцы — к примеру, у почтенного Гиндоруса, торговца шелком, у караванщика Кадкура и у благородного Пирия Флама. Флам — да будет проклято его имя! — владелец Ниделрага Неутомимого, и этот Ниделраг, без сомненья, выиграл бы все бои, если б не мой Фиглатпаласар. Но теперь, когда мне привезли лучшего из офирских петухов, надеждам Флама конец! Да, конец! И боюсь, — добавил купец со вздохом, — что он это понимает и не собирается смириться с поражением.
— Ты хочешь сказать… — начал Конан.
— Да, да, отважнейший! Флам — честолюбивый человек и, как я, немолод годами… Он пойдет на все! Он постарается уничтожить Великолепного, мою гордость, мое сокровище! Ведь Пирий Флам — землевладелец и благородный нобиль, а я — купец, всего лишь купец; и Флам полагает, что купцу не положено быть первым в глазах Митры. Ну, а коль купец пожертвовал тысячу золотых, чтоб удостоится милостей бога, обрести удачу и женскую любовь, то такого купца следует поставить на место!
— Боишься, что он нападет на твой курятник?
— Конечно! Он не сделает этого в светлое время дня, и он не пошлет своих людей, ни рабов, ни стражников… Но уже ходят слухи, что Пирий Флам нанял шакалов Сагара, безбожников и душегубов без совести и чести… Спрашивается, зачем? — Хирталамос выдержал паузу и горестно молвил: — И в такое опасное время дела призывают меня в Аренджун! Что же делать? Кого могу я избрать хранителем божественной птицы? Только лучшего воина в Шадизаре — тебя, доблестный! Тебя, лев среди львов!
Конан, нахмурясь, кивнул. Имя Сагара Рябой Рожи было известно киммерийцу не понаслышке; случалось, тот перебегал ему дорожку, случалось и наоборот.
Имя Сагара Рябой Рожи было известно киммерийцу не понаслышке; случалось, тот перебегал ему дорожку, случалось и наоборот. Сагар отличался хитростью змеи и коварством гиены, а также и не жаловал чужаков, всяких пришельцев из Бритунии, Немедии, Турана или Киммерии, стекавшихся в Шадизар, воровскую столицу всех хайборийских земель; в бане у него были только местные заморанцы. Два десятка лихих головорезов, коим что человека прикончить, что священному петуху шею свернуть — все едино! Но Конан сагаровых молодцов не боялся — ни по одиночке, ни всех взятых вместе. Шакалы, они шакалы и есть! Прав Хирталамос, старая лиса!
Что ж, решил киммериец, поглядывая на своего нанимателя, совсем неглупая мысль пришла в эту голову под белым атласным тюрбаном! Спустить льва на стаю шакалов с гнусной гиеной во главе! Завтра об этом примутся толковать во всех шадизарских тавернах да кабаках, по всем базарам, лавкам и постоялым дворам, в каждом притоне воровского квартала! Всяк узнает, что благородный Пириф Флам нанял для охраны Неутомимого двадцать сагаровых ублюдков, а купец Хирталамос доверил свое сокровище всего лишь одному человеку — Конану из Киммерии!
Один против двадцати! Ха! Ради такого развлечения стоило постеречь три ночи хирталамосов курятник! Даже два курятника — с курами и с купеческими женами! Но, само собой, за хорошие деньги!
Конан еще раз подмигнул петуху, взиравшему на него с прежней яростью и подозрением, и сказал:
— Ладно! Я согласен, достопочтенный. Теперь поговорим о плате.
— Пять золотых в ночь, — быстро произнес купец.
— Хмм… Десять!
— Десять… Большие деньги, сын мой! Дорого!
— Милость Митры стоит дороже.
— Тут ты прав, — Хирталамос на мгновение призадумался, улыбаясь каким-то своим мыслям, потом решительно взмахнул рукой: — Хорошо, пусть будет десять!
— И еще по десять за каждую голову, если мне придется поработать мечом. Десять монет за одного мерзавца из шайки Сагара — вполне приемлемая цена, клянусь Кромом!