— Вот ты постоянно злишься на меня, а ведь все не так уж плохо. По крайней мере, я постепенно врастаю в вашу систему.
— Ценное приобретение, — буркнул ярк.
— Мне-то что с того? — спросил Падихат.
— Полагаю, вас не просто так сюда прислали, а с некоторой долей ответственности за то, чтобы я… Ну, сделался более развитым или даже более образованным.
— Образование в любом виде, — ярк даже поднял свою лапку с четырьмя пальцами, чтобы подчеркнуть важность изрекаемой мудрости, — очень дорого стоит.
Рост вздохнул. Он и не надеялся, что все у него получится так легко.
— У меня тут завелись деньги, вот я и решил, что способен вам платить, если вы обучите меня…
— Чего? — Падихат сделал вид, что не понимает. — Что ты опять надумал, беломордый?
Последнее словечко Ростика повеселило, но он сделал вид, что проглотил его с униженно-удрученным видом.
— Я хотел бы узнать побольше о языке местных жителей.
— Ага, еще тебя учить их… джи-фиу! Нашел простака, — ярк даже попробовал засмеяться вслух, но определенно был заинтересован.
А Рост подумал, что незнакомое словечко определяет презрительное отношение к самым часто употребляемым звукосочетаниям в местном наречии и, следовательно, служит обозначением их речи.
— А если тебя завтра переведут куда-нибудь на юг, тоже будешь учить их балабольство?
— Да, это не совсем.
.. разумно, — согласился Рост, помолчал. — Придумал! Давайте вы будете учить меня… древнему чегетазурскому. Новый я худо-бедно способен освоить сам, а вот древнюю речь… Она мне не дается.
— Она вообще не для дураков вроде тебя, — отрезал Падихат. И Рост понял, что г'мет и сам в ней не силен. Но ярк — другое дело, он даже дернул несколько раз хвостом.
— Древний чизгам-сар-кур… Ты не ошибся в выборе, беломордый? — ярк все еще улыбался, но уже определенно размышлял, сколько надчеканенных градин он сможет содрать за свои уроки.
Все-таки повезло мне, решил Ростик, еще как! И с городом, и с этими дураками. Лодик, кажется, уже через пару фраз все бы понял и, не исключено, донес бы, что люд-Рост проявляет нездоровый интерес к сферам, к которым не должен даже приближаться. А вот этот простоватый Ободранный вполне может купиться.
— Другого дела все равно мне пока не поручают, почему бы не провести время с пользой? — в упор спросил Ростик ярка. — Для нас обоих.
— Каждый урок будет стоить дорого, — решил ярк. — И если ты чего-то не поймешь, я не виноват.
— Конечно, — согласился Ростик.
К первому уроку он подготовился так, как, вероятно, не готовился к самым крутым испытаниям, которые устраивали ему аймихо. Он очистил сознание, поднял порог восприятия, обострил эмоционально-ассоциативное мышление и лишь тогда попробовал выставить ярку условие:
— Ты будешь приводить те слова, которые я сам у тебя спрошу, идет?
Они сидели в Ростиковой комнате, ярк в креслице, а Ростик на своей лежанке, с небольшим свисточком чистой бумаги в руках и двумя кисточками перед чернильницей с разведенной тушью. В окошко вливался свет полдневного солнца, откуда-то из пустыни ветер приносил песчинки, которые кружились в воздухе, прежде чем осесть. Рост чувствовал, что действительно начинает свою битву за свободу, настоящую свободу. Это было упоительное ощущение, куда более значимое, чем покупка дурацкого пистолета, который было почти невозможно использовать.
Падихат не очень громко расхаживал по комнате, томясь бездельем, но все-таки не уходил. Он чего-то ждал, хотя не был уверен, что не теряет время впустую. У него имелись более приятные занятия, то ли встреча с какой-то из местных г'мет не слишком строгого поведения, то ли болтовня в караулке при аэродроме, то ли возможность сделать ставку в рукопашном поединке между стиками, которые почти каждый день устраивали за городскими стенами гладиаторские стычки, но все равно томился тут, потому что не понимал ситуации.
— Начнем, — предложил Ростик. И начал вслух предлагать какие-то варианты глаголов, вернее, их искаженное произношение. Он рассчитал, что глагольных форм в любом языке не слишком много, а вот образований от них гораздо больше, и они приведут его… К чему это могло его привести, он не сумел бы объяснить и в самом глубоком трансе предвиденья.
Ярк честно работал, приводил слова, названные Ростиком, иногда произносил целые фразы, терпеливо ждал, пока Рост их запишет, иногда давал их побочный перевод на единый, а иногда — не давал… Должно быть, потому что и сам не знал либо не понимал его. Либо его вовсе не существовало. С тем, что перевода иным терминам древнего языка несупенов могло и не быть, Рост примирился давно, но именно в этих пластах языка ему и следовало искать.
Через полтора примерно часа Рост понял, что не способен продолжать урок, и остановился. Ярк получил два десятка полновесных градин, взболтал их в кулаке и удовлетворенно произнес:
— А ты смышленей, чем я подозревал. — Всмотрелся в Ростика и едва ли не сочувственно подвигал перьями на загривке.
— Всмотрелся в Ростика и едва ли не сочувственно подвигал перьями на загривке. — Ты иссяк, как ручей в пустыне. Похоже, того, что ты вызнал, тебе надолго хватит для заучивания.
— Завтра в то же время? — спросил Ростик.