Вдруг кто-то из этих губисков обернулся и заметил Ростика, стоящего в дверях. А потом все эти громилы разом расступились, и Ростика увидел тот, кто говорил по телефону. Он умолк, стал сверлить Ростика взглядом, пытаясь понять, что же произошло.
— Ладно, — буркнул начальственный губиск в свое устройство. И добавил: — Он сам каким-то образом пришел. — Повесил раструб, действительно похожий на старинный телефон, и посмотрел на Роста с ненавистью. — Устроил ты шум, скотина. Выпороть бы тебя, да так, чтоб кишки вылезли…
— Как же он назад-то пришел? — с какой-то простецкой интонацией, чем-то похожей на ту, с какой говорят необразованные люди, спросил один из надсмотрщиков.
Тогда тот, кто тут всем распоряжался, тяжело, с угрозой поднялся на ноги, подошел к Ростику, занес руку, чтобы ударить, и вдруг застыл. Рука его внезапно опустилась. Плохо, решил Рост, я не испугался, не дрогнул, а должен был сжаться, закрыть руками голову, так обычно поступают все, кого обработали, как и меня прежде… Нет, обработали-то как раз здорово, просто он оказался немного другой, нежели остальные. И сумел вынырнуть из этого искусственного безумия.
— Странный он, — сказал все тот же простецкий губиск.
— И глаза у него… — начальник занервничал. — Слишком ясные. Может, он возвращается в ум?
— Они не возвращаются, — сказал густым голосом самый грозный на вид громила. — Это невозможно.
— Я-то знаю, что невозможно, — сказал начальник. Отвернулся, так и не ударив. Пошел и снова сел за стол. — Когда его в рыбцех посылали, он был обычный?
— Обычней не бывает, — сказал кто-то. — Я к нему приглядываюсь, он выносливый очень, прямо как машина.
— Сколько он уже работает?
— Вторую смену без перерыва, — услужливо ответил простецкий, — без отдыха. Если бы он что-то соображал, то не выдержал бы, определенно.
— Ладно, — буркнул начальник, должно быть, свою любимую присказку. — Отошлите его в камеру, пусть отоспится. И покормите. Я потом решу, что это было.
Рост едва не сделал новую ошибку, чуть не повернулся и не отправился в «камеру» самостоятельно. Но решил не рисковать, как стоял столбом, так и остался стоять. Похоже, это надсмотрщиков немного успокоило. Простецкий ткнул его концом плетки в грудь.
— Пошевеливайся, смышленый, жрать пора. — И пошел впереди, чтобы Рост следовал за ним.
Да, чтобы не только вернуться, но и уцелеть в том положении, в каком оказался Ростик, ему следовало все как следует взвесить. И принимать решения, не ошибившись. Он знал, что займется этим с удовольствием, теперь у него была такая возможность — оценивать и планировать. Он действительно вернулся.
Глава 2
Проблема, которая встала перед Ростиком, заключалась в том, что он мог теперь, «вернувшись» — как, оказывается, это называлось и на языке надсмотрщиков, — или маскироваться, делая вид, что ничего особенного с ним не происходит, или все-таки дать понять, что он уже не тот, что прежде, что отличается от остальных рабов.
Главная трудность была в том, что он не знал, как поступают с «вернувшимися». Если им предоставляли какую-нибудь возможность на встраивание в систему, на адаптацию к новой реальности, тогда демонстрировать отличия следовало незамедлительно. Тем более Рост почему-то думал, что это у него вполне получится. Потому что, оказалось, все те месяцы или годы, которые он провел в вонючем трюме плавающего острова Валламахиси, он все-таки мог теперь припомнить. Иногда со стыдом для себя, иногда с мукой и мгновенно вспыхивающей ненавистью к тем, кто привел его в такое состояние.
Если же от него сразу постараются избавиться, скормить тем же викрамам либо неизвестным пока животным, которых разводили для натурального мяса и которые жрали все, даже червей, тогда, разумеется, следовало как-нибудь затаиться. Хотя едва ли не с самого начала Рост понимал, что сделать это будет непросто. И надсмотрщики не были дуроломами, а знали кое-что о том, что происходит с их подопечными, и сам он не мог бы оставаться в том виде, в каком обнаружил себя после «возвращения» — немытый, завшивевший, в парше, израненный до такого состояния, что в Боловске его непременно отправили бы в больницу.
Как ему сейчас не хватало его дара предвиденья, а еще лучше было бы вернуться к тому состоянию, которое его как-то посетило, когда ему показалось — или все же не показалось, а случилось на деле? — что он может «лепить» будущее.
Но сколько Рост ни размышлял, уже через несколько дней стало ясно, что совсем уж затаиться и не показывать изменения, произошедшего в нем, он не сумеет. Дело было в том, что безропотные, тупые и совершенно неконтактные существа, приведенные в состояние безвольных скотов, действительно могли работать сутками, не жалуясь, практически не уставая. А он, когда к нему вернулось сознание, больше так работать не мог. Оказалось, что очень много энергии тратилось прежде всего на то, чтобы его мозги работали сколько-нибудь полноценно. Раньше он никогда не думал о людях в таком ракурсе. Теперь ему предстояло испытать это на собственной шкуре.
Правда, уже тогда, когда он вернулся с той, памятной кормежки викрамов, он лучше всего запомнил уверенность, даже убежденность надсмотрщиков, что вернуться в нормальное состояние невозможно. Это была первая и пока, к сожалению, самая существенная информация, о которой стоило бы поразмыслить. Но с другой стороны, существовал сам термин «возвращение», а это кое-что да значило.