— С вашего разрешения, — невозмутимо продолжал японец, — если мы не найдем нашего друга, тогда вернемся к гнезду и бросим жребий, кому лезть за банкой. Как вы совершенно справедливо изволили заметить, нам нельзя вернуться к шефу с пустыми руками. Но зачем нам гибнуть обоим? Застрелив меня, вы не выберетесь отсюда. Без вас же я теряю последний шанс на успех предприятия. Почему бы нам не заключить полюбовную сделку? Кстати, давайте спешить. До прихода подводной лодки осталось всего… — Он взглянул на часы. — Всего около тридцати часов.
Они двинулись в путь так, как потребовал Хилл: впереди японец с фонарем, сзади, в пяти шагах от него — американец с мешком за плечами и пистолетом за поясом. Они шли через бесконечные коридоры, то узкие, как траншеи, то широкие, как улицы, поднимались и опускались по шатким лестницам, миновали несколько помещений, заставленных ржавыми механизмами, заваленных штабелями тюков и ящиков. Справа и слева попадались низкие дверцы, одна из них была раскрыта, и луч фонарика выхватил на мгновение из тьмы груду костей, облепленную истлевшими лохмотьями. Раз Сунагава остановился, подумал немного и повернул назад. Затем пришлось перелезать через обвалившиеся с потолка пласты камня. Кое-где вдоль тоннелей беззвучно струились ручейки, неподвижно темнела затхлая, с тяжелым запахом вода. Через час японец предложил передохнуть. Они присели у стены, выпили по глотку вина и поели сухарей с мясными консервами.
— Здесь мы примерно на двадцать метров ниже уровня океана, — сказал Сунагава. — Пройдет несколько десятков лет, все придет в запустение и разрушится. А сколько труда и жизней вложено в эту работу!
Хилл был подавлен и изумлен грандиозностью колоссального лабиринта в толще гранитного массива, но разговаривать ему не хотелось. Он только пробурчал насмешливо:
— Вчуже жалко становится…
— Я все же надеюсь, что с помощью Америки Япония вернется сюда.
— Ну уж дудки! Полагаю, Америка и сама сможет управиться с этим хозяйством. Как вы думаете, мистер Сунагава?
Японец внимательно поглядел на него и молча поднялся. Снова потянулись тоннели. Скоро американец заметил, что они идут под уклон. Покатость пола, вначале неприметная, становилась круче, и через четверть часа начали попадаться широкие ступеньки, грубо выбитые в камне. Отделка стен и свода тоже была здесь грубой, словно сделанной наспех. На пути попадались большие кучи щебня, валялись забытые кирки и тачки, какие-то полусгнившие доски. Хилл стал спотыкаться, один раз даже упал, налетев на брошенные посередине тоннеля носилки. Тогда он достал свой фонарь. Японец даже не обернулся. Теперь идти было легче. И все же Хилл чувствовал себя очень скверно. Он не заметил, когда появилось болезненное ощущение в груди и в висках, но теперь оно разрослось и заполнило все его существо. Дышать стало тяжело, пот заливал глаза, мешок за плечами превратился в слиток чугуна. Силуэт японца впереди то необыкновенно увеличивался, закрывая все поле зрения, то исчезал совсем. Мрак исчез, все вокруг заполнилось тусклым фосфорическим сиянием.
Мрак исчез, все вокруг заполнилось тусклым фосфорическим сиянием. Внезапно что-то мерзкое, липкое, отвратительно пахнущее вязко мазнуло его по щеке. Он закричал, закрыл глаза и сел на пол. Сунагава вернулся и, прерывисто, с всхлипом дыша, стал возле него. Несколько минут они молчали.
— Это его эманации, — сказал наконец японец.
Хилл открыл глаза и увидел над собой его блестящее от пота лицо. Вокруг по-прежнему царил непроглядный мрак, только слабо двигались по своду блики, отраженные от фонаря в руке Сунагава водой под его ногами. Сверху свисали какие-то длинные растрепанные лоскуты.
— Мне показалось, — неуверенно пробормотал Хилл, — что кто-то…
Японец прервал его.
— Вам дурно? Это пройдет. Это всего лишь эманации ака-гасу. Мы уже близко. Где ваш фонарь?
Хилл беспомощно огляделся.
— Потерял… Выронил где-то…
— Это очень плохо. Нужно найти. Идите и ищите.
Американец не нашел в себе сил возражать. Он с трудом поднялся на ноги и потащился назад. К счастью, фонарь не потух и оказался недалеко. Когда Хилл вернулся, Сунагава отобрал у него и фонарь, и пистолет.
— Так вам будет легче, мистер Хилл, — оскалив зубы, сказал он.
В этот момент американец вновь ощутил на лице омерзительное прикосновение. По-видимому, это был один из тех лоскутов, что гроздьями висели под сводами. Сунагава поднял фонарь, и американец увидел то, чего не замечал раньше. Своды и стены были покрыты толстым слоем странной белесой растительности. Ни разу в жизни ему не приходилось видеть что-либо подобное. Полутораметровые нитчатые ростки сплетались в тяжелые, неподвижно висящие фестоны, заполняющие всю верхнюю часть тоннеля. От них шел густой гнилостный запах. Хилл судорожно вцепился в руку японца.
— Что это? — прошептал он.
— Это плесень, — отозвался тот. — Всего лишь плесень. Здесь побывал красный газ. А вот…
Луч фонаря скользнул ниже. Яркий световой круг лег на продолговатое влажное тело, которое Хилл принял сначала за большой булыжник.
— Газ дает жизнь плесени, а плесень — вот этим. Их много здесь.