— Есть, конечно, человечек, мой старый товарищ по Высшей школе — Лушер, который мог бы вам быть полезным. Это такой ловкач, что способен разрешить любой вопрос, но он призван из запаса и командирован на один небольшой заводик, работающий на оборону в окрестностях Парижа. Если вы попросите министра отпустить его к вам, он, конечно, не откажет, но надо, чтобы вы поговорили с самим хозяином предприятия.- И он дал мне адрес.
Появление мое на этом предприятии, напоминавшем скорее второстепенные мастерские, чем настоящий завод, произвело, конечно, большую сенсацию. В каком-то полутемном коридоре, представлявшем приемную, был выстроен в одну шеренгу руководящий персонал, и директор, любезный старичок, стал представлять мне одного инженера за другим. Третьим или четвертым по старшинству стоял немолодой, в грязноватой «vareuse» (куртке), совершенно лысый артиллерийский капитан почти отталкивающей наружности, напоминавший рыбу-телескоп: те же выпученные глаза, тот же приплюснутый нос и подбородок, обезображенные сверх того самодовольной улыбкой. Это и оказался Лушер.
Как только невзрачный капитан вошел на следующий день в мой кабинет и узнал про цель своего вызова, он мгновенно преобразился, и передо мной предстал тот делец, с которым пришлось иметь дело в течение всей войны. Он говорил быстро, почти скороговоркой, совершенно не считаясь с производимым впечатлением, как бы не допуская мысли, что собеседник может ему возразить.
— Вы настоящий министр,- говаривал я, когда апломб Лушера превосходил всякую меру.- Вы имеете для этого все данные.
Лушер улыбался и сбавлял тон.
Мне казалось самому, что я только шучу, не допуская мысли, что подобная акула, заклятый враг всякого государственного вмешательства в его частные дела, сможет действительно стать вскоре министром и что мне придется иметь с ним дело не как с поставщиком, а как с вершителем всех вопросов по тем самым военным заказам, на которых он нажил свое состояние. Сильный Лушер без труда проглотил мягкотелого Альбера Тома и сел на его место. Моя шутка стала былью. «Вы для меня дважды министр»,- именовал я после этого Лушера.
На этом, впрочем, карьера Лушера не кончилась, он стал после войны министром финансов, и все примирились с тем, что, распивая в течение многих лет вместо прекрасного довоенного кофе скверный бразильский, они обязаны этим Лушеру: он предоставил государственную монополию на этот излюбленный французами напиток крупному бразильскому тресту, что позволило ему приобрести одновременно с этим великолепный исторический замок в окрестностях Парижа. Подобную блестящую карьеру Лушер начал хотя с трудного, но сравнительно скромного дела.
— Вы просите меня создать в кратчайший срок производство ударных трубок. Металл я закуплю у англичан, которые, как вы знаете, не спешат с мобилизацией своей промышленности,- объяснял мне Лушер.- А вот рабочей силы для выполнения такого заказа, который требует специальной точности, мы уже с вами во Франции не найдем, она вся разобрана. Ее надо искать за границей. Вы говорили со мной в первый раз об этом вопросе третьего дня, а сегодня у меня проект уже готов. Мы выпишем из Швейцарии несколько сот часовщиков с их семьями. Более квалифицированных мастеров для точной работы по металлу мы во всем мире не найдем, а под мастерские я возьму только что построенные и еще пустующие нелепые здания Лионской ярмарки,- не моргнув глазом отпалил мне Лушер.Решение за вами.
Я надеялся охладить пыл этого энергичного капитана, предупредив, что могу дать цену, только установленную для французского правительства. Но это Лушера не смутило.
Задержки, по обыкновению, надо были ожидать со стороны Сергея. Завязалась телеграфная переписка с ироническим упоминанием о «Ваших (то есть моих) швейцарских часовщиках». Все же колесо и тут заБертелось, и почин Лушера открыл для меня путь в страну часов: швейцарские фирмы стали принимать непосредственно для меня наши заказы, и за время войны удалось отправить в Россию свыше десяти миллионов ударных трубок.
Подобные договоры с швейцарскими фирмами, работавшими по очень сходным ценам, представили предмет особых вожделений Лушера Он терпеливо ждал удобного случая захватить в свои руки налаженное дело швейцарских заказов, и Февральская революция, как это ни странно, расширила спекулятивные возможности моим врагам — финансовым и промышленным дельцам.
Под высоким покровительством Альбера Тома Лушер едет в Петроград и привозит мне оттуда на подпись уже заготовленный в России договор на ударные трубки.
— В государственных интересах объединять промышленность в крупные тресты,поясняет мне Лушер.- Этих часовщиков надо прибрать к рукам. Ну а что касается цены, то она уже утверждена вашим правительством: тринадцать рублей за трубку.
— Но это же составляет больше тридцати франков, тогда как я плачу швейцарской фирме «Инвикта» только двенадцать франков пятьдесят сантимов. Впрочем, господин «министр», спорить не стоит, я получаю французский кредит во франках и подписывать договор в рублях не стану.
Лушер не унимался:
— Но у вас есть приказ подписать договор на десять миллионов трубок с Лушером.