Но я знаю, что в этом странном мире есть и глубины, и расстояния.
Всюду я как будто смотрю на обширный экран.
Но я знаю, что в этом странном мире есть и глубины, и расстояния. Я тень, смутная, нематериальная. Но могу видеть и слышать, могу осязать. Я знаю это, потому что сжал руки и ощутил их, а во рту у меня горький вкус пепла.
Передо мной теневые горы, нарезанные, как гигантские ломти черного гагата, они отличаются друг от друга только степенью черноты.
Кажется, я могу протянуть руку и коснуться их, но я знаю, что они очень далеко. Мои глаза… мое зрение… то, что служит зрением в этом теневом мире… обострилось. Я по колено в мрачной серой траве, усеянной цветами, которые должны бы быть небесно-голубыми, но которые на самом деле печально серые. Теневые лилии, которые должны быть алыми и золотыми, раскачиваются на ветру, которого я не ощущаю.
Я слышу над собой тонкий жалобный крик. Теневые птицы летят к далеким горам.
Они пролетают, но крик остается… он становится голосом… голосом Дахут:
— Ползи, тень! Голодай… тень!
Мой путь лежит к горам, теневые птицы указали мне его. У меня мятежный порыв:
— Я не послушаюсь. Это иллюзия. Останусь на месте…
Безжалостный голос Дахут:
— Ползи, тень! Узнай, реален ли это мир.
И я иду по сумрачной траве к черным горам.
За мной послышался приглушенный топот копыт. Я обернулся. Теневая лошадь скачет ко мне, большой боевой конь. На нем вооруженная тень, тень рослого мужчины, широкоплечего, с мощным телом, лицо у него открытое, но все тело от шеи до ног в кольчуге; на поясе боевой топор, а за спиной длинный обоюдоострый меч. Конь близко, но его топот по-прежнему звучит глухо, как отдаленный гром.
Я увидел, что за вооруженным человеком скачут другие теневые всадники, прижав головы к теням низкорослых лошадей.
Вооруженный человек остановил около меня коня, посмотрел, на его теневом лице слабо блестели карие глаза.
— Незнакомец! Клянусь нашей госпожой, я не оставляю отставшего солдата волкам! Садись, тень… садись!
Он протянул руку и поднял меня, усадил на спину лошади за собой.
— Держись крепче! — крикнул он и пришпорил своего серого коня. Мы быстро поскакали.
И скоро оказались вблизи черных гор.
Открылось ущелье. У входа в него он остановился, оглянулся, сделал презрительный жест и рассмеялся:
— Теперь они нас не догонят.
Прошептал:
— Не знаю, почему моя лошадь так устала.
Он обратил ко мне свое теневое лицо.
— Знаю… в тебе слишком много жизни, тень. Тот, кто отбрасывает тебя… не мертв. Но тогда что ты здесь делаешь?
Он повернулся, снял меня с лошади и поставил на землю.
— Смотри! — он указал мне на грудь. Здесь была нить блестящего серебра, тонкая, как паутинка, она отходила от груди… тянулась в ущелье… указывала путь, по которому я должен идти… она исходила будто из моего сердца…
— Ты не мертв! — Теневая жалость была в его взгляде — Значит, ты должен голодать, должен жаждать; пока не наешься и не напьешься там, куда приведет тебя нить. Полутень, меня послала сюда ведьма — Беренис де Азле из Лангедока. Но тело мое давно превратилось в прах, и я давно уже смирился с участью тени. Давно, говорю я… но здесь никто не знает времени. Мой год был годом 1346 нашего Господа. А каков твой год?
— Почти шесть столетий спустя, — сказал я.
— Как долго… как долго… — прошептал он. — Кто послал тебя сюда?
— Дахут из Иса.
— Царица теней! Ну, она многих сюда послала. Прости, полутень, но дальше я не смогу тебя везти.
Неожиданно он хлопнул себя по бокам и захохотал:
— Шестьсот лет, а у меня по-прежнему есть возлюбленные.
Теневые, правда, но я и сам тень. И я все еще могу сражаться. Беренис, спасибо тебе. Святой Франциск, пусть Беренис не так жарко придется в аду, где она, несомненно, находится.
Он наклонился и хлопнул меня по плечу.
— Но убей свою ведьму, полубрат, если сможешь!
Он въехал в ущелье. Я направился за ним пешком. Вскоре он исчез из вида. Не знаю, долго ли я шел. В этом мире действительно нет времени. Я вышел из ущелья.
Черные горы окружали сад, полный бледных лилий. В центре его глубокий черный пруд, в котором плавали другие лилии, черные, серебристые и ржаво-черные. Пруд окружен черным гагатом.
Здесь я ощутил первый укус ужасного голода, первую боль ужасной жажды.
На широком гагатовом парапете лежали семь девушек, тускло-серебристых теней… изысканно прекрасных. Обнаженные… одна опиралась головой на туманные руки, на ее теневом лице блестели глубоким сапфиром глаза… другая сидела, опустив стройные ноги в черный пруд, и волосы ее были чернее его вод, черной пены еще более черных волн… и из черного тумана ее волос на меня смотрели глаза, зеленые, как изумруды, но мягкие, как обещание.
Они встали, все семь, и подплыли ко мне.
Одна сказала:
— В нем слишком много жизни.
Другая:
— Слишком много, но — недостаточно.
А третья:
— Он должен поесть и напиться, а когда он вернется, посмотрим.
Девушка с сапфирово-голубыми глазами спросила:
— Кто послал тебя сюда, тень?
Я ответил:
— Дахут Белая. Дахут из Иса.
Они отпрянули от меня.
— Тебя послала Дахут? Тень, ты не для нас. Тень, проходи.
Ползи, тень!..
Я сказал:
— Я устал. Позвольте мне немного отдохнуть здесь.