Домой он вернулся к обеду. Ему показалось, что за обедом он заметил несколько мимолетных движений, легкое перепархивание тени. Все время он чувствовал, что за ним следят. У него появилось паническое желание убежать из дома — «пока еще есть время», как выразился он. Но более сильным оказалось желание остаться, что-то продолжало нашептывать ему о необыкновенных наслаждениях, неведомых радостях. Он сказал: «Как будто у меня две души. Одна корчится от отвращения и протестует против рабства. А другой все равно, если только она получит обещанные радости».
Он пошел в библиотеку…
И тень появилась, как и накануне. Она подошла ближе, но не настолько, чтобы он мог ее коснуться. Тень запела, и у него пропало желание касаться ее; не осталось никаких желаний, кроме желания сидеть бесконечно и слушать. Он сказал: «Это была тень песни, а пела тень женщины. Как будто звуки доносились из-за невидимого занавеса… из какого-то чуждого пространства.
Звуки сладкие, как аромат. Одно целое с ароматом, сладкие, как мед… но в каждой ноте скрывалось зло». Он сказал: «Если у этой песни и были слова, я их не слышал. Слышал только мелодию… обещающую…»
Я спросил: «Что обещающую?»
Он ответил: «Не знаю… радости, не испытанные никем из живущих людей… они будут моими… если…»
«Что если?»
«Не знаю… Но я должен что-то сделать, чтобы заслужить их… но тогда я не знал, что должен сделать…»
Пение смолкло, тень и ее аромат исчезли. Он немного подождал, потом пошел в спальню. Тень не появлялась, хотя ему казалось, что она следит за ним. Он быстро уснул спокойным сном без сновидений. Проснулся с оцепеневшим сознанием, в какой-то необычной летаргии. Продолжал мысленно слышать мелодию песни тени. Сказал: «Она как будто плела сеть между реальностью и нереальностью. У меня была только одна сознательная мысль: острое нетерпение узнать результаты анализов. Когда ты сообщил их мне, то, что боялось тени, заплакало, а то, что ждало ее, возрадовалось».
Наступила ночь — третья ночь. За обедом он не чувствовал наблюдения за собой. Не было этого чувства и в библиотеке. Он ощутил одновременно разочарование и облегчение. Пошел в спальню. Там ничего. Примерно час спустя он уснул. Ночь была теплой, поэтому он укрылся только простыней.
Он мне сказал: «Не думаю, чтобы я спал. Нет, я уверен, что не спал. И вдруг почувствовал, что меня окружает аромат… и услышал совсем рядом шепот. Сел… Тень лежала рядом со мной.
Она была резко очерчена, бледно-розовая на фоне простыни. Склонялась ко мне, одна рука под подушкой, на другую опирается приподнятая голова. Я видел острые ногти этой руки, мне даже показалось, что я вижу блеск глаз тени. Я собрал все свое мужество и положил на нее руку. И ощутил только простыню.
Тень придвинулась ближе… шепча… шепча… и я понял, что она шепчет… и тогда она сказала мне свое имя… и многое другое… и что я должен сделать, чтобы заслужить обещанные мне наслаждения. Но я ничего не должен делать, пока она не сделает того-то и того-то, и я должен это сделать в тот момент, как она меня поцелует… когда я почувствую ее губы…
Я резко спросил: «Что ты должен сделать?»
Он ответил: «Убить себя».
Доктор Лоуэлл, дрожа, отодвинул свое кресло.
— Боже! И он убил себя! Доктор Беннет, не понимаю, почему вы не проконсультировались со мной по этому случаю. Зная, что я рассказал вам о…
Билл прервал его:
— Именно поэтому, сэр. У меня были причины пытаться справиться с этим одному. Я готов изложить вам эти причины.
Я сказал ему: «Это всего лишь галлюцинация, Дик. Фантом воображения. Тем не менее он достиг степени, которая мне не нравится. Ты должен пообедать со мной и остаться на ночь. Если не согласишься, откровенно говоря, я применю насилие».
Он со странным выражением посмотрел на меня. Потом негромко сказал: «Но если это галлюцинация, что это даст? Мое воображение ведь со мной? И Бриттис появится здесь, как и у меня дома».
Я ответил: «К дьяволу все это. Ты остаешься здесь».
Он ответил: «Хорошо. Я готов попробовать».
Мы пообедали. Я не позволил ему говорить о тени. Добавил в его стакан сильное снотворное. В сущности накачал его наркотиком. Немного погодя у него начали слипаться глаза. Я уложил его в постель. А про себя сказал: «Приятель, если ты проснешься раньше, чем через десять часов, я не врач, а ветеринар».
Мне пришлось уйти. Вернулся я сразу после полуночи. Прислушался у двери Дика, не решаясь войти, чтобы не побеспокоить его. Решил не входить. На следующее утро в девять часов я заглянул к нему.
Решил не входить. На следующее утро в девять часов я заглянул к нему. Комната была пуста. Я спросил слуг, когда ушел мистер Ральстон. Никто не знал. Когда я позвонил ему, его тело было уже обнаружено.
Я ничего не мог сделать, и мне нужно было время, чтобы подумать. Чтобы мне не мешала полиция. Чтобы провести собственное исследование в соответствии с тем, что говорил мне Ральстон и что я не считал связанным с этим случаем.
Билл повернулся к де Кераделю.
— Ведь вас профессионально интересуют только симптомы?
Доктор де Керадель ответил:
— Да. Но в вашем рассказе ничто не противоречит моему диагнозу о галлюцинациях. Может, если вы сообщите подробности, о которых сами хотели подумать…